Анна Козлова - Люди с чистой совестью

Знаешь, сказала, как я твоего папу люблю? Я его так люблю, настолько его люблю, что всю эту херню терплю. Ну, ясное дело, я подумала, опять нас понесло в те степи, где никто не знает ответа на вопрос «зачем?». Странно, вообще, чего я это запомнила?..

Даша пожала плечами.

— Ну, а на следующий день вроде немного в трусах у меня поутихло, и я пошла я в цирк. Представление особо не помню, клоуны какие-то тупые, я вообще клоунов ненавижу. А ты?

— Я тоже ненавижу. — сказала Даша. — А когда маленькая была, я их вообще боялась…

— Все дети их боятся, единственное нормальное в цирке — это животные, — авторитетно заявила Людмила Олеговна, — хоть какое-то развлечение. Ну, закончилась эта фигня, я с подружкой, с Ленкой ходила, и пробрались мы с ней за кулисы, к Владимиру Рыбенко. Там дед вроде охранять должен был, чтоб такие, как мы, дуры, не пролезли, но он то ли напился, то ли заснул, сейчас уж не припомнить. Владимиру тогда двадцать один год исполнился. Он циркачей портвейном угощал. Это, знаешь, я так говорю — «кулисы» — а на самом деле, из фанеры сколотили хибару, там эти циркачи и квасили. Ну, мы зашли, Вовка нас за стол сразу пригласил, я ему тоже с первого взгляда понравилась. Выпили, побазарили, я сказала, что мне семнадцать, потом он меня пригласил по набережной погулять. Идиотка я была, что тут говорить, надо было мамку слушать, тем более, пьяная, она вообще все про жизнь эту так называемую знала и понимала. Сама понимаешь, чем эти прогулки заканчиваются, когда ему — двадцать один, у него ни кола, ни двора, только цирк-шапито и драная пума, а тебе — пятнадцать, и ты врешь, что — семнадцать.

Привел он меня обратно в цирк, там уж все дрыхли, а я только на то и надеялась, что у мамаши — бухалово, и меня особо никто не ищет. Стал целовать, я говорю, я не могу, не могу, но ему, по-моему, все равно было. Тоже нетрезв был. А потом даже решил, что это у меня из-за него столько крови натекло и стал меня утешать. А я была влюбленная в него дура малолетняя. Он так и говорит спьяну:

— Уезжай завтра со мной, поженимся, я тебя в цирк устрою, будем вместе всегда.

— Да вы что? — искренне поразилась Даша.

— Самое страшное, что я с ним и уехала, — добила Людмила Олеговна, — только через полгода родителям написала, мамка мне ответила, что я хорошо успела, их скоро на Север переводят и в принципе, она писала, что я правильно сделала. Лучше уж с циркачом и вонючими пантерами сидеть, чем с военным тупьем по гарнизонам мотаться. Документы я сказала потеряла, мне новые дали, где я уж на два года старше оказалась, ну, а годик быстро пролетел, мы с Рыбенко расписались. Детей, слава Богу, долго не было, а потом Федька родился, мне уж почти двадцать пять было. Кесарево сделали, так, что без слез не взглянешь. Ну, я и решила, что больше мне такой радости не надо, и, соответственно, шесть абортиков без наркоза — все, как полагается.

Каким-то просто чудом дали Вовке в Железнодорожном однокомнатную квартиру, там мы и осели. Федька уж в первый класс ходил. И однажды вечером приносит мой муж домой маленькую свинку, он все дрессировкой занимался, и говорит, что это — кабаненок, бедненький, у него мама умерла, надо его выходить, а потом он его, подрощенного, начнет дрессировать, и сделает такой номер, что все просто в обморок упадут. Мне эта затея как-то сразу не понравилась, что-то, думаю, не то, свинья в квартире, на третьем этаже, невиданное что-то. Но Федька насел: «Мама, ну, пожалуйста!» — и вместе они меня уломали.

Ну, а месяца через три, эта свинка уж с собаку здоровую стала и, главное, волосатая такая, хрюкает, как трубит, с клыками! А эта сволочь Рыбенко взял и сбежал с какой-то очередной малолетней шлюхой. Записку мне оставил, что он, сука, влюбился и не может жить во лжи. Я думаю, какая гадина! Хоть квартиру, мразь такая, оставил, и новый вопрос — куда мне эту свинью девать? Посадила я ее на поводок и, как дура, поехала в Москву, в цирк, где эта сволочь работала. В трамваях с ней ехала! Народ от хохота сгибался. А в цирке на меня тоже как на сумасшедшую посмотрели — говорят, отродясь такого не было, что свиньи в цирке выступали, и никакая это у вас не свинья, говорят, а самый настоящий секач. Он через пару лет заматереет и вообще в дверь не пролезет. Посоветовали сдать его на мясо или в деревню отвезти, чтобы там кто-нибудь, кто умеет, зарезали.

А секач стоит, смотрит глазками своими, все понимает. И тут я вдруг мамку вспомнила, как она говорила, про животных, что их можно любить. Жалко мне стало секача, думаю, пускай уж живет, привыкли мы к нему, и он у нас как-то обжился.