Александр Сегень - Есенин

— Датчане и шведы, — добавила Таня.

— Эти тоже?

— У, ещё как!

— А я удивляюсь, почему нигде нет мангустов? — спросил Лещинский, подкатывая к Тане с другой стороны. — Антон Палыч Чехов привёз, помнится, с Цейлона двух мангустов. Где же они?

— Слушай, Вадим Болеславич, — ревниво обратился к нему Артосов. — Вот ты похож на моего родного брата.

— В каком смысле?

— В таком, что я русский, а ты, понимаешь ли, поляк. И мы с тобой как слоны. Ты африканский, а я русский… Точнее, азиатский. Между нами коренная вражда. И лучше держись от меня подальше.

— Какая тебя муха укусила, Валерик?

— И не Валерик, а Валерий Иванович!

— А, понимаю… Я, кажется, задел вчера ваше творческое самолюбие? До смешного доходит, Танечка, как мы с ним иногда, бывало, сцеплялись. Я как-то, помнится, когда у него вышел второй сборник стихов «Топор», имел неосторожность брякнуть, что да, мол, в этом сборнике мне попалась одна неплохая строчка. Так он побледнел, глаза налились злостью…

— А я прошу вас, Вадим Болеславич, оградить нас от вашего общества! — решительно произнёс Артосов.

— Ну-ну, — обиженно промычал Лещинский и отстал.

— Ну вы, Валерий Иванович, и впрямь как тот индийский слон, который с цепи рвался. Как там на табличке было его имя?

— Шаримба.

— Точно, Шаримба. А за что так беззлобного литературоведа? Я же просила оградить меня только от Цекавого.

— Нет уж, если мы парочка!.. Свободу Шаримбе! Предлагаю пикетировать здание цейлонского правительства: «Свободу Шаримбе!»

— Даже не слон, а настоящий лев!

— Кстати, заметь, символ Цейлона — лев. А символ выходцев из Индии, которые пытаются захватить остров, — тигр. Тамильские тигры. Лев и тигр — кошки, а тоже ненавидят друг друга в природе. Львы живут только в Африке, а тигры только в Азии. Индийцы и цейлонцы — родня, а тоже враждуют.

— А ведь и впрямь… Как интересно, слушай!.. Вот я была в Японии и Китае, и тоже теперь припоминаю. При разговорах о китайцах у японцев появляется брезгливое выражение лица. Им очень не нравится, когда кто-то пытается подольстить и говорит, что японская культура произошла от великой китайской культуры. А в Китае один наш простодырый спросил: «Скажите, чьи иероглифы древнее? Японские или китайские?» Так китайцы буквально рассвирепели: «Эти японцы! Они у нас всё украли!»

— Где ты только не была! Япония, Китай… Европу-то, поди, всю объездила?

— Не всю. Была, конечно, во многих странах. Могу перечислить: Швеция, Дания, Финляндия, Франция, Италия, Испания, Австрия, Швейцария, Греция… Что там ещё? Чехослова… То есть, уже Чехия. Хорватия. Вот и всё. А нет, ещё Голландия и Германия.

— Тут у вас с Лещинским много общих тем. А я, представь, впервые за границей.

— Зато какие у тебя стихи!

— Какие?

— Превосходные.

— Так-так, дальше!

— Не дурачься! Я вообще так горжусь, что с тобой познакомилась! Я читала твои сборники «Топоры» и «Утраты». Так радовалась, так восторгалась! «Топоры» это просто глоток чистого воздуха! А когда я читала «Утраты», несколько раз плакала. Это вообще нонсенс, потому что я никогда не плачу. Муж меня называет железной леди. Он из меня ни слезинки за всю жизнь не выжал.

— Ты первый человек, который признаётся мне, что плакал над моими стихами.

— Не может быть!

— Представь себе. Никто!

— Я даже больше могу тебе сказать: из ныне живущих русских поэтов я считаю тебя лучшим.

Артосов аж задохнулся, до того не ожидал ничего подобного. В горле у него заледенело, потом отпустило, и сердце застучало мощно и молодо. И не важно, что потом она в основном говорила о своих стихах, читала их ему, спрашивала, что плохо, что хорошо, что нужно поправить, что убрать. Он охотно слушал, поправлял, даже позволял себе убрать то или иное лишнее четверостишие, и врал, что в целом ему очень нравится. Когда они покидали зоопарк, Цекавый улучил мгновение, больно сжал Артосову каменной рукой плечо и прорычал:

— Молоток! Зря время не теряешь. Но я с твоего позволения тоже ещё поборюсь.

Изо рта у него при этом как-то особенно несло мертвечиной, и Артосову вдруг пришла на ум тревожная мысль. Он вспомнил, что Цекавый в прошлом кагэбэшник. Ему и сейчас нравится напустить на себя некоего тумана. А что, если Танин газовый туз нанял его следить за женой?

— Сбежим? — вдруг предложил Артосов, увлекая Таню в крошечную кабинку моторикши. И вот они рядом в тесном пространстве, едут неведомо куда.

— Ничего себе! — смеялась Таня. — Я даже опомниться не успела! Куда мы едем, спрашивает водитель.