Александр Сегень - Есенин

— Да говорю же, наверняка ничего и не было!

— Да наверняка всё было! Хотя… мне бы тоже хотелось, чтобы ничего не было.

Приближался Новый год. Мир в семье Артосовых не наступил, но и война отодвинулась. Валерий старался при Асе не вздыхать, хотя о Тане думал постоянно. И думал так: «Пусть уж она и не позвонит мне. Время — доктор. Болячка засохнет и отвалится. И как же угораздило на старости лет влюбиться! Ведь скоро уже полтинник!»

С той роковой ночи в Хиттадува прошёл почти месяц. Не звонит, значит, уже и не позвонит. Ведь там муж, которого потерять далеко не любая захочет. С ним, конечно, скучновато, но зато надёжно, никаких потрясений.

Однажды позвонил Лещинский:

— Портосов, здорово!

— Ну здравствуй, шляхетская лещина.

— Ладно тебе дурака валять. Я, между прочим, тебя, можно сказать, грудью закрыл, как Матросов. Настюха твоя звонила, спрашивала, как ты там себя вёл на Цейлоне. Я сказал, что кто только тебя не соблазнял, но ты был как Брестская крепость.

— Спасибо, Вадик! Ладно уж, забудем иные моменты.

— Кстати… Перечитывал тут твои стихи… Не обижайся, но ты, как бы, это… Ну что греха таить — крупный поэт!

— Спасибо, друг! А я, если честно, искренне преклоняюсь перед твоими статьями.

За пять дней до Нового года Ася пришла к мужу, который спал отдельно на диване. И всё было так, как в их первые дни любви, но потом Ася рыдала:

— Сволочь же ты, Валера! Всё равно я тебя никогда теперь не прощу!

Но с утра в семье наступил мир. Артосов ходил и пел, чинил по дому всё, что нельзя было оставлять непочиненным в старом году. И все радовались, бодро готовились к встрече любимого праздника, чистили, драили, наводили красоту в квартире.

А вечером позвонила Таня.

Артосова как обожгло. Ему казалось, мир рушится, пол проваливается под ногами, а главное, что Ася всё видит, потому что Артосов горит и сияет, будто факел.

— О, Танечка, как я рад вас слышать! — говорил он отстранённым голосом. — С наступающим! Я столько рассказывал о вас жене, какую ваш муж нам устроил поездку.

На том конце связи приняли игру:

— Валерий Иванович, я тоже много рассказывала о вас мужу. О том, какой вы замечательный поэт и интересный собеседник. И я хотела бы вас пригласить на одну предновогоднюю вечеринку. С тем, чтобы вы почитали людям свои произведения. Пригласите и вашу супругу.

— Большое спасибо! Записываю, когда, где? — бодрым и громким голосом щебетал Артосов, а сам боялся, что вот-вот рухнет и помрёт. Точнее, не помрёт даже, а издохнет, как собака.

— Что ещё за Танечка? — спросила Ася.

— Жена того богатея, который большую часть денег. За поездку. На Цейлон.

— Я такую страну даже знать не хочу. Даже не произноси в нашем доме её название!

— Тем более, что официально — Шри Ланка.

— И этого не надо. И что хотела?

— Предлагает выступить со стихами. Обещает хорошо заплатить.

— Иди, конечно.

— Ну Ась! Она-то ни при чём. А к Новому году пару сотен долларов… Да и не было ничего, не бы-ло!

— Ну а я чего говорю, сходи. Совмести приятное с полезным.

Встреча была назначена не где-нибудь, а в бывшем Доме Дружбы народов, а ещё до того бывшем особняке Аркадия Морозова, выстроенном в виде мавританского замка. Про него ещё анекдот есть, что когда мать миллионера Аркадия увидела это строение, она сказала: «Раньше только я знала, что ты дурак, а теперь и вся Москва узнает». Но здание роскошное, а внутри отделано великолепно, пол в мозаичных свастиках, чёрных на белом фоне, даже лужковский запрет на свастики в Москве не коснулся этого пола. Таня встретила Артосова у входа, торопливо и чуждо поцеловала в щёчку, повела внутрь. Артосов стал рассказывать ей анекдот про Аркадия Морозова и его мать, но Таня перебила его:

— Извини, выпей пока чего хочешь, перекуси, я попозже к тебе подойду. Не обижайся.

Артосов оробел. Вокруг него вальяжно, как Лещинский, ходили явно не бедные слои населения, и ему, дурачку, стало стыдно, что все видят его костюм — не от Версаче, а с оптового рынка. Не за десять тысяч баксов, а за четыре тысячи рублей. Чтоб отмахнуться от этого глупого стыда, он сначала опрокинул пару бокалов шампанского, которое носили повсюду, но никто его особо не разбирал.

— Теперь чего-нибудь покрепче, — крякнул Артосов, артистично щёлкая пальцами.

Крепкие напитки предлагались в углах зала на тёмно-красном бархате. Услужливые лакеи заглядывали в глаза. Видно было, что они сразу раскусили Артосова, что он за пташка. Холуи мгновенно оценивают людей. Скорее всего, собравшиеся здесь богатые слои не увидели на нём костюма с оптовки, а лакеи — те вмиг определили. А, между прочим, костюм отечественного производства по голландским лекалам, весьма элегантный!