Вольфганг Хильбиг - Временное пристанище

Уже очень скоро Гедда рассталась с Герхардом (не предупредив Ц. заранее); Герхард тем не менее подыскал ей небольшую квартирку на площади Шиллера, после чего она съехала. О том, как происходило их расставание, Ц. мог только гадать, Гедда о подробностях умолчала. Увидев ее снова лишь три-четыре недели спустя, он подумал, что во взгляде ее по-прежнему таится что-то отчаянное, если не безумное. Однажды, когда она еще жила у Герхарда, Ц. собрался ей позвонить, и тот подошел к телефону: Ц. содрогнулся, из трубки ударило ледяной ненавистью. А чего он, собственно, ожидал?

Теперь Ц. попал в положение цугцванга; хотя Гедда не обронила об этом ни слова, он ощущал, что его призывают прекратить отношения с лейпцигской Моной. Гедда давно уже избегала этой темы. Он, разумеется, тоже ее избегал, но втайне терзался. Порой запретная тема все же всплывала, и Гедда давала понять, что считает неприемлемой его методу. Его манеру отмалчиваться и просто бездействовать, ускользать, а Мону – между ними, в конце концов, когда-то была любовь! – держать в полном неведении… Просто трусливо раствориться в воздухе! Ц. отвечал, что у Моны в Лейпциге, кажется, остались кое-какие черновики, все равно придется за ними съездить. Тогда-то он и уведомит Мону о расставании.

– Изящно излагаешь, – сказала Гедда.

– Конечно, я заранее скажу, – поправился он. – Какой-нибудь случай представится, по телефону или письмом. Но сперва нужно выяснить, когда у нее начнется в Галле курс психотерапии, он займет месяц или два. Он все время откладывается.

– Стационарный курс? – спросила Гедда.

– Да. В это время с ней будет не связаться. А я хочу поговорить с ней до того… надеюсь, она еще не в Галле.

– Так ты что же, даже не знаешь?

– Нет, – сказал Ц.; он телом чувствовал критические взгляды Гедды.

– Это тоже трусость, – заключила она. – Дать ей отставку и отослать к психотерапевту. Тебе не кажется, что тем самым ты уходишь от всякой ответственности?

Между тем он выяснил, когда Мона должна находиться в лечебнице. Возможно, сейчас она уже в Лейпциге… последний раз они говорили по телефону в октябре. Телефона у Моны не было, она звонила с почтамта – что было весьма утомительно, приходилось подолгу ждать – или из квартиры каких-то друзей. Она сказала, что в начале декабря предполагает вернуться из Галле, но может и задержаться на неделю-другую… Ц. не помнил точно, о чем они еще говорили…

А что, если поехать к Моне прямо сейчас и объясниться. От этой мысли его кинуло в пот.

Что он ей скажет… Возможно, я тут в последний раз. Остаюсь на Западе. У меня там другая…

Ты знаешь ее по имени. Это та самая Гедда Раст, помнишь, ты еще всегда меня к ней ревновала…

Может, сказать так: я люблю Гедду Раст… ну да, именно ее, ту русскую писательницу, вы иногда говорили по телефону. Так уж вышло. Мы искали друг друга и нашли, я не в силах с ней расстаться…

Он сидел в привокзальном кафе и силился совладать со страхом, крепко вцепляясь в пивную кружку и вытирая пот. В Лейпциг он прибыл ранним вечером, он с тех самых пор сидел в кафе, не зная, на что решиться. Поехать к матери (разве не это, собственно, и предполагалось?) или в западный район Лейпцига к Моне? Еще можно к Марте, жене Г., эта наверняка обрадуется. Он представил Марту, как она сияющими глазами поглядит на него сквозь толстые стекла, снимет очки и протрет стеклышки, чтобы получше его разглядеть. Мысль о Марте подействовала успокоительно.

Марта и ее муж Г. поддерживали с Моной дружеские отношения; возможно, если бы он сперва поговорил о своих затруднениях с ними, что-то для него прояснилось бы? С Мартой уж точно он смог бы посоветоваться, Марта всегда на его стороне.

А Моне, стало быть, ничего пока не говорить? Сказать, что он вскоре подаст на продление визы, а после снова объявится… пожалуйста, наберись терпения! Развернуться бы сейчас да поехать обратно в Нюрнберг… Гедда, в конце концов, даже не знает, что он уехал!

Страшно вообразить, как он сейчас явится к Моне и скажет, что между ними все кончено. Вот уже несколько месяцев, как все кончено, собственно, весь этот год, она просто не знала. Неужели и вправду не знала, неужели он ни разу даже не намекнул? – Что будет, если так рубануть сплеча? Крики? Слезы? Станет швыряться в него предметами? Это был бы еще самый мягкий вариант! Она сломается, вот что скорее всего, она сломается, его появление равносильно покушению на убийство! Он уже в трамвае, он уже на пути к этому убийству…