Константин Смелый - Это даже не умрёшь

- А я тебя слушаю, – Жук перевернулся на спину и сложил руки на животе. – Зачем мне ещё искусство, когда ты есть. Литература... Это ты ведь мне рассказывала, как ты в театр не можешь ходить?

- Ну да, я не люблю театр, ну и что, это совсем другое дело. В театре мне просто смешно, мне скучно, потому что там степень условности – там такая – это такая художественная форма нафталиновая, её невозможно воспринимать всерьёз – такая степень условности не вызывает никакого эмоционального отклика, не создаёт...

- А у меня литература, – перебил её Жук. – Никакого эмоционального отклика. Открою книгу и мне кажется: пусто там. Плоско. Истории выдуманные. Персонажи выдуманные. Диалоги ненатуральные. Это, как его – авторское эго за каждым предложением. Много страниц. Всё какое-то случайное. Необязательное. Напрашивается мысль: почему я должен это читать. Зачем мне это. Зачем в третий раз открывать классику. Мне первого хватило.

- «Открою книииигу»! – передразнила его Женя. – Да ты помнишь, когда ты открывал книгу-то в последний раз? Художественную?

- А как же. Могу даже... – Жук зевнул, – дату назвать. Двадцать третьего января. «Войти в закулисье» книга называлась. На обложке было написано, что триллер о подвиге современного разведчика. И первое предложение помню... «Величайшая геополитическая трагедия двадцатого века, каковой, безусловно, стал развал СССР, оставила Сергея без работы и средств к достойному существованию.»

- Ну ты тоже нашёл, что открывать.

- Так ведь элементарная вежливость... Мне сам писатель её подарил. Юрий Дзержинский. Полковник ФСБ под псевдонимом... «Роману Романовичу от автора, с глубокой признательностью за высокий профессионализм»... Липосакцию мы ему сделали на Газгольдерной. Как же тут было не открыть.

- Ладно, понятно всё с тобой, – Женя перелезла через Жука и встала с расстеленного дивана. – Завтракать будешь?

Они позавтракали в тесной кухне, c декабрьским рассветом за немытым окном. Съели по два тоста с сыром и выпили по кружке кофе с молоком. После завтрака Жук закурил. Женя вздохнула и приоткрыла незаклеенную часть окна. С улицы в кухню потекли холодный воздух, собачье тявканье и отдалённый гул машин.

- Слушай, Жук Романович, – Женя поплотнее запахнула халат и прислонилась спиной к стареющему холодильнику. – Я ловлю себя часто на том, что думаю о твоём прошлом загадочном. Про которое ты никогда мне не рассказываешь. Я так думаю, у тебя в прошлом есть большая гадкая тайна. У тебя есть гадкая тайна?

Жук выпустил дым и нехотя усмехнулся.

- Конечно... Я граф Калиостро Мценского уезда. Постигаю тайну бессмертия на даче мелкого олигарха. Морю свиней. Мучаю белорусских шимпанзе. Ставлю опыты на последователях Георгия Грибового. Нарушаю российское законодательство, – Жук затянулся. – Рутинно.

- Это не гадкая тайна в прошлом. Это страшный секрет из настоящего. Тем более, я и так всё это знаю. Гадкая тайна должна быть личного характера.

- ... Ты и так всё знаешь?

Жук посмотрел на Женю. Насмешливо прищурился. Пальцы его левой руки увлечённо крутили зажигалкой.

Конечно, в тот момент Женя не догадывалась, что начинается первый по-настоящему страшный день её жизни. Она смаковала рыхлое нерабочее утро и говорила бесцельно и невнимательно – ради того, чтобы говорить. Она прищурилась в ответ и наклонила голову, как будто ожидая разъяснений. Но Жук ничего не разъяснил. Он стал дальше смотреть в окно. Его молчание не разочаровало её: у неё не было настроения говорить о клинике, ей хотелось поговорить о чём-нибудь незамысловатом и личном. Она спросила Жука, кем работала его первая и последняя жена, на что Жук ответил, трудно сказать, она ходила в свой НИИ гигиены труда и профзаболеваний и, возможно, чего-то там делала, что-то связанное с гигиеной труда, но потом началась рыночная экономика, она стала распространять косметику, и тут мы развелись. Ты не выдержал позора? стала подтрунивать Женя. Не смог жить с дистрибьютором косметической продукции? Нет, сказал Жук, источником позора был я, она не могла больше жить с недоделанным профессором и хирургом на полставки. Подала на развод. Я остался под сильным впечатлением. Ушёл с кафедры на полную ставку. Даже деньги стал брать – нормальные деньги, то есть. Не символические. Ступил на эту – как ты там сегодня сказала? – на утрамбованную дорожку. И вуаля, я на Газгольдерной. И режу девочек в лесу. Жук затушил сигарету о блюдце, в котором уже лежали несколько окурков. Женя отклеилась от холодильника, встала за спиной Жука и положила руки ему на плечи. Я у буржуев жир сосу и режу девочек в лесу, произнесла она нараспев. Потом наклонилась и обняла его. Уй ты бедный мой Фауст. Предал клятву Гиппократа, продал душу олигарху. Всё из-за противной жены. Хотя, если так подумать, надо ей сказать спасибо. Мы ведь с тобой встретились тоже благодаря ей. Тоже из-за неё, поправил Жук. Не за что благодарить тут. Встречаться нужно с этими – с нормальными молодыми парнями. Уууу, сказала Женя и поцеловала его в ухо, побритое ею накануне. Как я могу встречаться с нормальными парнями. Они мне не пара. Я же тоже продала душу за тайну бессмертия. После этих слов она выпрямилась, обошла стол и взялась за ручку окна, собираясь его закрыть. Её босые ноги уже начинали неметь от сквозника.