Константин Смелый - Это даже не умрёшь

- Так это что – вирус? Как вы и думали? – спросил Егор Дмитриевич, закончив чтение.

- Нет, – Жук синхронно покачал головой и кулаком, в который кашлял. – Нет. Во-первых. Даже самые крупные вирусы очень маленькие – всего в тысячу раз крупнее атомов, в тысячу с небольшим. Агент по размеру сопоставим с нейронами – это невообразимо гигантский размер для вируса. Единственное, что его объединяет с вирусами, – способность кристаллизоваться, но даже здесь... Впрочем, бесмысленно перечислять сходства и отличия. Это не вирус. Это не бактерия. Не живая клетка вообще, в любом известном мне смысле. На первый взгляд, да, у агента есть внешняя мембрана, как будто есть ядро, между ними нечто вроде жиденькой цитоплазмы с кучей свободных рибосом, которые неизвестно откуда берутся... Есть внутренние элементы, как будто напоминающие органеллы. Но возьмите это ядро – там нет хроматина, нет вообще никакого намёка на ДНК, нет никакого ядрышка, никакого видимого взаимодействия с цитоплазмой, это тупой клубок из тридцати разных белков примерно, в несколько слоёв – икосаэдр по форме – как будто увеличенный макет, например, полиовируса... Помните, старик Хоттабыч наколдовал телефон из мрамора? – ядро агента можно сравнить с мраморным телефоном – это издевательство, вставленное в другое издевательство – эти органеллы, вы видите на рисунке, пять разных типов – эти структурно похожи на хлоропласты – то, что в растениях осуществляет фотосинтез, – но здесь катализатором служат электромагнитные волны другого диапазона, а на выходе никакой глюкозы, никакого кислорода, чистый пшик – тепло и свет... Эти ни на что не похожи, мешки с ионизированной водой... Эти два можно с некоторой натяжкой обозвать лизосомами и митохондриями – первые расщепляют и переваривают всё подряд – всё, что попадает внутрь через поры в мембране, независимо от степени дегенерации – вторые действительно вырабатывают АТФ, но молекулы получаются крайне неустойчивые, большинство сразу же теряет третий фосфат – разваливается вхолостую... Последний тип – их всегда одиннадцать, в каждой клетке – в принципе, это одиннадцать недоделанных ядер, в каждом есть генетический материал – в каждом ядре разный материал – по объёму информации эквивалентный геному дождевого червя – и, насколько мы можем судить пока, ДНК просто лежит мёртвым грузом - волокна не конденсируются, ничего никогда не делится, вообще ничего осмысленного не происходит, рибосомы в цитоплазме получают команды неизвестно откуда... Всё это хозйство вращается вокруг центрального элемента, совершенно свободно, никакого реального цитоскелета там нет, всего несколько волокон – вращается быстро и чуть ли не по фиксированным орбитам... Я повторяю, это чистой воды издевательство – по-хорошему, эти псевдоклетки должны просто лежать и бездарно разлагаться – а они активны! – причём ещё как – это самое главное здесь... – Жук нервно облизал губы. – Понимаете, агент невозможно найти ни в теле Зины, ни в теле Маши – когда они живые, его там просто нет, в их телах – в этом виде нет. Он проявляется в пробах тканей или крови, через час с небольшим – если образцы находятся в водопроводной воде, например...

- В водопроводной воде? – ожил Егор Дмитриевич. – Почему именно в водопроводной?

- Потому что в ней хлорка. Агент как будто реагирует на хлор. На воду и хлор. На любые хлоросодержащие соединения.

- ... И на морскую воду, значит?

Жук вопросительно посмотрел на Егора Дмитриевича.

- Ну, там же соль, в морской воде, Роман Романыч. Натрий хлор. Я к тому, что – она же один раз в море утопилась, если мне память не изменяет. Вы её топить не пробовали?

- Нет... – Жук выглядел так, как будто полчаса искал по всему дому очки, а потом обнаружил их в своём кармане. – Надо будет расспросить Зину ещё раз подробно... Хотя это озеро, вода пресная... Надо будет расспросить...

- Вот и я вам пригодился, – Егор Дмитриевич откинулся в кресле, явно довольный собой. – Свежий глаз заметит враз, как говорится.

- Ага, ага... Заметит... – пробормотал Жук. – Я всё блуждаю сегодня почему-то... Агент проявляется в пробах крови и тканей, как я сказал. Появляется из крови и тканей, словно он там уже сидел в каком-то виде, который мы не можем опознать. Потом он снова пропадает – через пять часов самое позднее – он снова растворяется в пробе, как будто понимает, что его обманывают – это мои предрассудки, конечно, я слишком долго им занимаюсь, трудно избежать определённой персонификации – он бесследно сливается с тканью, которая затем разлагается, как положено – и всё, никаких следов. Но эти частицы – пока их можно наблюдать – они всё время активны – они образуют своего рода колонии, конгломераты из нескольких десятков отдельных частиц – и в этой стадии нам удалось их пересадить. Сначала свиньям. Шестерым из десяти. Точный инкубационный период в новом носителе я сказать не могу – возможно, заражение происходит почти мгновенно, когда оно вообще происходит – совершенно точно, что не больше двух недель. Свиньи проявляют те же симптомы, то есть воскресают через несколько суток после гибели – только график воскрешения немного отличается. Шимпанзе заразить не удалось...