Пьер-Жакез Элиас - Золотая трава

Вдруг Ален вскакивает. Скрестив руки на груди, он вертится волчком, не сходя с места, вид у него совсем обезумевший.

— Хватит трепаться. Оставайтесь гнить на ваших досках, а я ухожу. Сегодня ночь под рождество, пойду к полуночной мессе. Возможно, и мне она принесет счастье, Корантен. Поставлю перед алтарем большую свечку за всех вас.

Он глубоко вздыхает, сбрасывает сабо и начинает освобождаться от куртки, которая как бы прилипла к его телу, но Ян и Корантен уже набросились на него. Первый связывает его без всякого стеснения, а второй держит его за руки. Ален неистово сопротивляется, бьется до потери дыхания, как затравленное собаками животное, изрыгает ругательства. Наконец он падает лицом вниз на палубу, сокрушенный ударом коленкой в живот, который нанес ему Ян Кэрэ. Корантену удается связать ему за спиной руки. Но он все еще продолжает выкрикивать:

— Один только я умею плавать. И я знаю, где земля. Я ее чувствую. Я ее найду. Пошлю к вам помощь. Отпустите меня!

А двое других не оставляют его, терпеливо твердят ему, что земля слишком далеко, что он утонет, погибнет в соленой воде от холода, что они не нуждаются в помощи, потому что уверены — смогут спастись собственными силами, но он им необходим, чтобы они смогли достичь берега, так как у него самое острое зрение, а ветер, вот именно ветер, ветер вот-вот поднимется. Исчерпав все свои силы, Ален наконец признается в причине своего безумия.

— Мне необходимо поговорить с Линой Керсоди.

После чего он умолкает, тяжело дыша, как затравленное животное. Ян и Корантен переглядываются, еще колеблясь, освобождать ли его, хотя они и чувствуют, что он пришел в себя. Кризис миновал.

— Наверху зажглась звезда, — говорит юнга. — Ты видишь звезду, Ален Дугэ?

И Ян Кэрэ подтверждает:

— Звезда, предвещающая западный и северо-западный ветер. Он задует нам в спину.

Ян поднимается, а за ним Корантен. Ален Дугэ переворачивается на спину. Его огромное тело сейчас совсем обмякло.

— Я вижу звезду. Что такое со мной произошло?

— Приступ лихорадки. Чересчур перенапрягся. Когда вернешься домой — прямо в постель. Ты навалишь на себя все свободные одеяла, чтобы, пропотев, изгнать из тела холод и усталость. Через два-три дня одеяла вдвое потяжелеют, а ты снова будешь молодцом.

Ян Кэрэ смеется так, как один лишь он умеет смеяться, когда жизнь ему улыбается, и делает он это так часто, как только может.

— Скажи мне, Ян, ведь ты все знаешь, сколько ветвей у этой звезды?

— Их у нее пять, сынок. Столько же, сколько пальцев на руке. И нас здесь тоже пятеро в руках у звезды. Она нас не выпустит.

— Ален Дугэ, — говорит Корантен, — возможно, ты хорошо сделаешь, поделившись с нами теми бедами, которые тебя угнетают. Тогда каждый из нас сможет взять на себя их частицу. И тем не менее мы все станем спокойнее, чем прежде. В команде, если страдает всего лишь один из ее членов, всем другим — не по себе.

Ян Кэрэ поддерживает:

— Скоро у нас будет и питье, и еда и мы сможем вытянуться в постелях. Но ты, Ален Дугэ, ты не обретешь покоя ни за едой, ни во сне. Телесная лихорадка пройдет, но не другая. Смелее! Выбрось за борт то, что тебя угнетает.

Он решается наконец, сын всех Дугэ. После спектакля, который он только что отгрохал и который теперь осознал, лучше уж исповедаться до конца. Ни один из них никогда не проболтается.

— Я выложу ее перед вами, свою беду. И никто из вас не сможет взять на себя ни единой ее частицы. Уже много лет меня тянет к Лине Керсоди, дочери Лик Малегол. Прошло три недели с тех пор, как я предложил ей себя в мужья. Три недели, как я потерял вкус к жизни. Она мне сказала «нет».

Он умолкает, а Корантен тотчас же возмущенно протестует:

— Я тебе не верю. Ты ее неправильно понял.

— Она сказала «нет». Я пришел с моей матерью, которая надела свой самый красивый головной убор и совсем новую шаль. Лина Керсоди сказала «нет», даже не спустившись с лестницы, не удостоив нас своим присутствием. Потом, плача, бросилась к себе в комнату.

— Не привелось мне общаться с плачущими девушками, — говорит Ян Кэрэ, — со мной они всегда смеются. Я даже нахожу, что чересчур много смеются. Когда мне впервые удастся заставить девушку заплакать, я ее уже не выпущу. Даже если она и скажет «нет». И главное, как она сказала это «нет», Лина Керсоди? Существенно, когда вам отказывают, напрягшись, поджав губы, с жестким взглядом. Тому, что слышал, нельзя придавать значения — будь то «да», будь то «нет». Важно только то, что видят. Ты видел ее плачущей?