Пьер-Жакез Элиас - Золотая трава

Она повернулась к нему. Две крупные слезы катились у нее по щекам.

— Неужели правда, Корантен Ропар, что у меня красивое лицо? Не сказали ли вы это, чтобы посмеяться надо мной или просто пожалеть меня?

— До того красивое, что я не осмеливаюсь смотреть на него.

— А ведь вам придется к нему привыкнуть. Потому что оно станет лицом вашей жены.

— Вот как все это произошло. Она вернулась в церковь. А я в одиночестве поднялся в деревню. Старик зажег лампу, поставив ее на подоконник, чтобы я нашел его дом. Остаток ночи я отдыхал у него, но спать я не мог — до того был растревожен. Он тоже не спал. Мы не переставая говорили об Элене Морван. Она в отдаленном родстве с его семьей, но не в этом суть, там держатся друг за друга до четвертого колена. Он был доволен, что Элена нашла кого-то, не для того, чтобы заботиться о ней, в этом смысле ей никто не нужен, но для того, чтобы дать ей фамилию мужа вместо фамилии матери. Наутро он надел все самое лучшее и пошел вместе со мной, чтобы, как полагается, просить ее стать моей женой. Как только произвели оглашение, она стала моей. Совсем скромная свадьба. С моей стороны один лишь Ян Кэрэ. Я мог бы пригласить друзей из Логана, вас первых, мы могли бы нанять автобус Жоза, чтобы подняться туда, вверх, и наполнить весельем весь городок, но она не захотела. Она твердила: «Дайте мне привыкнуть. Вы мне расскажете, каковы они там — на юге, тогда я пойду представиться им». Ну и вот. В настоящий момент она ждет нас у твоей матери.

Оба матроса сидели, прижавшись друг к другу в отсеке на носовой банке шхуны, почти соприкасаясь дыханием, поджав ноги к животу. Две белые неподвижные фигуры. Пар шел у них изо рта. Ален Дугэ слушал Корантена всем своим существом. О чем думал он в это время? Он не проронил ни звука, пока говорил его товарищ. Когда тот кончил, он с усилием сказал:

— Гляди-ка. Снег прекратился.

Наступило довольно длительное молчание, которое нарушил голос Корантена:

— Возможно, теперь поднимется ветер. Надо сбросить весь этот снег в воду, — добавил Корантен. — Нельзя допустить, чтобы он растаял на барке… А ведь у нас ничего нет, кроме рук. Давай начнем! — Корантен вздохнул.

Чувствовалось, что он разочарован. Ален лег на спину, вытянул ноги. Издал короткий смешок.

— Времени у нас достаточно. Что называется — не горит. Ну и удивил же ты меня, Корантен. Неужели и впрямь ты не умеешь читать?

— Вот именно, не умею читать. А ведь я почти на десять лет старше тебя. Когда я был ребенком, знаешь ли, бедняки… И писать, разумеется, не умею. Только подпись свою могу нарисовать, в конце страницы, когда требуется что-то подписать. Для меня исписанная бумага, все равно что гречиха, полная отрубей.

— Но я видел иногда газету у тебя в руках.

— Ты видел, как я рассматриваю картинки, если они есть.

— Но когда мы возвращаемся на берег, тебя часто поджидает на почте письмо от твоей жены.

— Правильно. Я распечатываю письмо и прячусь в уголок, делая вид, будто читаю. Но ничего не разбираю в нарисованных знаках. Голова у меня идет кругом. Но, заметь, я очень доволен. Ведь это рука моей жены написала для меня. И я знаю, что последняя строчка внизу означает: Элена Морван, жена Ропара.

— Но послушай, Корантен, если бы я только знал… Почему было не попросить читать тебе твои письма? Меня или еще кого-нибудь? А если бы там содержались важные известия?

— Тогда она послала бы мне телеграмму. Или позвонила бы к Лик Малегол. Она умеет управляться с телефоном. Она все умеет, эта Элена.

— Но зачем же ей писать тебе, когда ты не умеешь читать?

— Это — любовные письма. Они означают, что она меня не забывает. Подобное письмо, понимаешь ли, это как подарок, драгоценный подарок. Тут не обязательно читать. Достаточно держать в руках, чувствовать его в своей блузе. А дать прочитать кому-либо, даже лучшему другу, для меня — немыслимо. Я не хочу тебя обидеть, Ален Дугэ, но в этом было бы нечто недостойное.

— Можешь рассчитывать, что я никому ничего не скажу. Никогда.

— Дело не в отсутствии доверия. Ты был бы сконфужен, читая то, о чем она мне пишет.

— Это возможно! Таких парней, как ты, Корантен, только в романах описывать. Я говорю не в насмешку. Ты — счастливец.

— Да, знаю. Я себя чувствую переродившимся с тех пор, как узнал эту женщину. Странно, что во время бури мы лишь чудом не пошли ко дну. Но я ни минуты не думал, что утону, потому что Элена Морван держала меня на поверхности с высоты своих гор. И даже если бы я утонул, я бы не умер до тех пор, пока она жила бы на свете. Можешь думать, что я ополоумел.