Пьер-Жакез Элиас - Золотая трава

— Я запоздал к первому гавоту, но теперь всем представится случай увидеть меня в деле. Разумеется, я потерял сноровку с тех пор, как спустился на равнину. Но навык быстро восстанавливается. Смотри! Я нашел в цепи Элену, мою кузину. А это Корантен Ропар, он — со мной на «Золотой траве», нашем судне.

Высокая девица не произносит ни слова. Здравствуйте, до свиданья — тут не в обычае. Первым заговаривает Корантен.

— У вас тут очень весело, в вашей местности.

Ему отвечает серьезный, несколько стесненный голос:

— Как работаешь, так и отдыхаешь. Разве это не справедливо?

— Послушай, Элена, — говорит Ян Кэрэ, — побудь немного с Корантеном. Он несколько диковат, да и не знает тут никого. Ночных праздников у тебя здесь будет еще много, а вот у меня, там… Мне хочется станцевать середину танца и еще в середине круга в следующем куске, не сходя с места, без передышки. Честное слово! У меня в каждом колене по муравейнику, необходимо растормошить муравьев. Не бойся его, он совсем не злой.

Ян рассмеялся и беззаботно ушел от них. Корантен был очень смущен и следил за ним глазами, пока тот не нырнул в толпу, которая становилась все более плотной. Тут вновь зазвучал серьезный голос:

— Это правда, что вы такой уж дикий парень?

— Не знаю. Другим виднее.

— Я вас совсем не боюсь. Нисколечко.

— Это меня подбадривал ваш кузен. Ян просил вас не бояться меня. Он уже не раз проделывал со мной такие фокусы, когда мы отправлялись вместе в компанию молодежи. Правда, не часто это случается. Но он всегда умудряется подвести ко мне какую-нибудь девушку и бросить меня с ней. Я страдаю, не зная, что ей сказать. Только и делаю, что засовываю руки поглубже в карманы. Мы, моряки, вообще любим держать руки в карманах, когда находимся на суше. К счастью, девушка всегда скоро уходит, и дело на этом кончается.

— Для нелюдимого парня, — вступает с оттенком иронии серьезный голос, — вы не такой уж неразговорчивый, каким хотите представиться.

— Впервые в жизни. Вы меня нисколько не испугали.

— Не рассчитывайте, что я так скоро уйду от вас.

— Вы не любите танцевать?

— Наоборот — так же, как и все здесь — молодые и старые. Так мы отдыхаем после тяжелых работ.

— Тогда вам необходимо присоединиться к остальным. Я и один тут постою.

— А что скажет мой кузен Ян Кэрэ, если я вас оставлю?

— Я ведь привык к тому, что меня оставляют.

— Не до такой степени, как я.

При этих неожиданных словах Корантен отважился взглянуть на нее. С тех пор как зазвучал ее серьезный голос, он ни разу еще не отважился на это. Он знал только, что она высокого роста и руки у нее сильные. Разговаривая, они оба стояли лицом к танцорам, которые теперь опять слились в общую цепочку, но такую многочисленную, что двор едва ее вмещал, а немногочисленные зрители вынуждены были прижаться к строениям фермы. Любопытно, что Корантен почти перестал слышать певцов, хотя те нисколько не утихли, а даже стали сильнее наподдавать на высоких нотах. Танцоры сделались бы для него всего лишь жестикулирующими тенями, если бы, проносясь мимо, они не задевали его и он не видел их залитых потом лиц, на которых необычайно сверкали глаза. Серьезный голос приглушил для него все звуки празднества или, вернее, оттеснил их на задний план, о котором он почти позабыл. А она стояла в двух шагах от него. Он видел ее в профиль и поразился правильности черт ее лица и их твердости, умеренной чем-то трудно определимым, но ему хотелось думать, что за твердостью скрывается нежность и доброта; и до чего тонки ее черты, хотя, когда девушка приближалась к нему в сопровождении Яна Кэрэ, у него создалось впечатление, что она добротно скроена, как раз для того, чтобы обрабатывать землю. Но почему, матрос, нельзя быть одновременно сильным и тонким, твердым и нежным, энергичным и добрым? Можно привести тысячу примеров, когда эти качества сочетаются. Корантен внутренне негодует на свою ослиную башку, как он это делает всегда, когда отмочит какую-нибудь глупость. И у него одно лишь желание: возобновить разговор с… как ее зовут? Элена. А что она сказала? Будто она еще больше, чем он, привыкла, что ее оставляют.

— Но ведь вы — у себя, со своими сородичами! Вы тут всех знаете!

Остолоп. Совсем не это хотел он сказать. Хотел сказать, что такую девушку, как она, невозможно оставить. До такой степени приятно быть в ее компании: он не знает точно почему, но пусть даже начнется кругом по» жар, ему и в голову не придет бежать от нее. Вот что он должен бы сказать, если бы сумел найти слова и смелость дать им возможность излиться.