Моника Али - Брик-лейн

— Выбить их отсюда надо, — крикнул кто-то на задних рядах.

— Пусть убираются туда, откуда пришли, — крикнул еще кто-то.

Карим сложил руки:

— Давайте дешевые методы борьбы оставим для расистов. — Помолчав, он обвел взглядом аудиторию, не спеша, чтобы каждый понял: он может заставить ждать. — Во время марша мы докажем, что они ошибаются насчет ислама. Они увидят, что мы — сила. Причем мирная сила. Что ислам — это мир. Сегодня нам надо обсудить, как мы организуем каждый час, каждую минуту и секунду с этого момента и до того, когда на улицы выйдут двадцать семь человек и начнут собирать народ.

На первом ряду подняли руку.

— Да? — сказал Секретарь. — Теперь, на ящике, ему не надо постоянно вскидываться на цыпочки. — Задавайте ваш вопрос.

— У нас будет грузовик с платформой? Может, наймем?

— Это что, для безногих? — спросил Секретарь. — Или для совсем больных?

— Для звуковой системы, брат. Или, если хотите, могу установить там клавишные и играть вживую.

— Живая музыка — это не по-исламски, — сказал Секретарь, поглаживая бороду.

— Что? — спросил музыкант. — А как же религиозная музыка? А как же суфи? Они, знаете ли, всегда и поют и танцуют.

— Не по-исламски, — быстро сказал Секретарь, — следующий вопрос.

Кто-то в зале сказал:

— Вот поэтому Талибан их и запрещает.

— А музыкальные записи? — спросил музыкант.

— Это тоже запрещено.

— Где наш Духовный лидер? Давайте спросим у него, что по этому поводу говорит Коран.

Нашли Духовного лидера. Секретарь спустился к нему для переговоров. Духовный лидер за последние несколько месяцев сильно набрал вес. И консультация по вопросам шариата не помешала ему одновременно употреблять внутрь большое пирожное с толстым слоем глазури.

— Мы выяснили, — объявил Секретарь, вернувшись на сцену, — запрещено.

— Господи! — воскликнул музыкант.

— Еще, еще вопросы, — требовал Секретарь.

Снова поднялся музыкант. Он опять в странных перчатках без пальцев. Может, это не от ожогов, подумала Назнин. Может, у него какая-нибудь кожная болезнь.

— Раз мне говорят, что я не по-исламски себя веду, тогда я ухожу.

— Сядь, — сказал Карим, — все в порядке. О музыке позже. Сейчас у меня в руках список местных районов, и я хочу, чтобы в каждом районе было по два представителя…

Из дальнего угла сцены показалась фигура.

Карим замолчал.

— Продолжай, я не буду мешать, — сказал Вопрошатель.

— Я уже закончил, — ответил Карим.

— Раз ты закончил, позволь, я кое-что людям покажу.

В зале, как в закипающей кастрюле, послышался низкий гул.

— Показывай, — сказал Карим.

— Показываю.

Вопрошатель засунул руку во внутренний карман жилета и вытащил свернутые в трубочку листы бумаги. Он развернул их и скрутил в обратную сторону, чтобы разгладить. Прижал к груди:

— Наш Председатель мирный человек. Я тоже мирный человек. Ислам — это мирная религия. Но что мы делаем, когда к нам приходят с войной? Убегаем? Несколько недель назад неизвестные совершили нападение на американскую землю. Убиты невинные люди. Мирное население. Мужчины, женщины и дети. Мир плакал и посылал деньги. Теперь Америка мстит, и наших братьев убивают. Дети наших братьев тоже умирают. Наши дети так же не виноваты, как и американские. Но мир их не оплакивает.

Он развернул пачку, взял листки за верх и низ, чтобы не сворачивались, и протянул залу. На фотографии была крошечная девочка в лохмотьях с оторванной взрывом ногой до колена.

— Вот они, попутные разрушения, — сказал Вопрошатель.

Он показал другую фотографию:

— Обыкновенная война.

Мальчику не больше шести-семи лет.

Он скатал фотографии и убрал их в карман.

— Наш Председатель говорит, что мы должны продемонстрировать свою силу. При этом он имеет в виду, что мы должны пройти все вместе по улице. И ничего больше нам делать не нужно.

— И что же нам в таком случае нужно? — спросил кто-то из зала. Люди немного пошумели, будто Вопрошатель присвоил слова, которые у них и так срывались с языка.

Вопрошатель пожал плечами. Сунул руки в карманы:

— Самое сильное государство на планете атаковало самую нищую в мире страну. Мы здоровые, сильные мужчины. Мы ничем не привязаны к этим стенам. Если чуть-чуть подумать, чуть-чуть поднапрячься, мы можем горы свернуть, — он снова пожал плечами, — что уж тут поделать?

Назнин посмотрела на Шану. Он покачивал головой. Щеки у него болтались, как пустые кошельки.

Поднялся черный человек, Главный по межкультурным связям.