Эйсукэ Накадзоно - СВИНЕЦ В ПЛАМЕНИ

— Неочищенный морфин?!

— Да, а что ты отдавал на анализ? Какой обломок?

— Кусок хозяйственного мыла, которое было среди вещей Омуры. За ним-то и охотились супруги Лю.

— Ага, ясно, контрабандный ввоз наркотиков! — прокричал в трубку изумлённый Такума.

— Омура тут ни при чём. Он ничего не знал.

— Ну, а «мыло» это ещё не попало в их руки?

— Возможно, один из трёх кусков.

— Ладно, — ответил Такума. — Наша задача — в первую очередь вернуть Омуру в лагерь! Начальник отделения тоже так считает. Вся ответственность возлагается на тебя.

— Ясно. А вот кто такой Омура, до сих пор неизвестно. Но он ничего не знал…

Куросима повесил трубку. Мысль о ни в чём не повинном Омуре мучила его.

Кликнув дожидавшуюся в вестибюле Фусако, он буквально потащил её за собой из университета. Ассистент провожал их. За воротами Куросима сразу же поймал такси.

Машина быстро помчалась. Куросима закурил и, сделав глубокую затяжку, сказал:

— Итак, ваша организация — это шайка торговцев наркотиками?

— Вы глубоко ошибаетесь, — очень вежливо, но с оттенком некоторого превосходства ответила Фусако и неожиданно, как бы одним взмахом разрубая запутанный узел, сказала: — Я инспектор полиции по борьбе с торговлей наркотиками.

— Что?! — не веря своим ушам, воскликнул Куросима и растерянно уставился на Фусако.

Она открыла сумочку и из внутреннего кармашка достала удостоверение личности. Куросима схватил его и прочитал: «Кантоское [15] Канто — районы, прилегающие к городу Токио. управление инспекции по борьбе с торговлей наркотиками. Инспектор Фусако Имафудзи».

Теперь ясно, откуда ей известны приёмы самозащиты, которые она применила, когда Омура вдруг схватил её в объятия. Ничего странного в том, что она носит с собой пистолет. Теперь всё понятно.

Ничего удивительного, что в момент, когда у неё не было другого выхода, она откровенно призналась. Они принадлежали к одному ведомству — юстиции, но работали в разных департаментах, а чиновники разных департаментов вполне могут конфликтовать, конкурировать, поддразнивать друг друга, а порой даже мешать один другому. Это в порядке вещей.

Куросима настолько растерялся, что не знал, сердиться ему или смеяться.

— А вам не кажется, что вы немножко переиграли? — спросил он наконец. — Подобный сепаратизм — вещь рискованная.

— Простите, но как раз перед тем, как позвонить от вашего имени Тангэ и Лю, начальник нашего управления сообщил обо мне начальнику вашего лагеря, и они обо всём договорились. — Машина круто свернула и Фусако чуть пригнулась, стараясь удержаться. — Мы получили информацию, — продолжала она, — что в связи с гражданской войной в Лаосе тайная пересылка наркотиков через Бангкок временно прекращается и устанавливается новый канал. Поэтому, как только в газете появилась заметка об Омуре, мы обратили на неё внимание, но ничего не знали о том, какие шаги предпримут местные контрабандисты. Поэтому до поры до времени мы решили действовать втайне от сотрудников лагеря и получили на это разрешение.

— Значит, вам известно, что хозяйственное мыло Омуры — это неочищенный морфин?

— Позавчера, когда вы мне его показывали, я унесла крошки в носовом платке! Если кусок, который я умышленно уронила на пол, был половиной бруска, то в целом куске, вероятно, содержится не менее трёхсот граммов морфина. В отличие от очищенного, белого героина этот наркотик называют красным сортом…Они прессуют порошок в бруски и выдавливают на них три девятки — фабричный знак мыла, изготовляемого в Таиланде. Если у Омуры было три таких бруска, то, считая по три тысячи иен за грамм, это составит сумму в два миллиона семьсот тысяч иен… К тому же провоз был, очевидно, пробным. Если здешняя контрабандистская организация имеет оборудование для очистки и даст телеграмму, что всё в порядке, наверное, наркотики начнут посылать большими партиями.

— Я убеждён, что Омура подставное лицо, его использовали без его ведома, — сказал Куросима. Ему казалось маловероятным, чтобы Омура, у которого при себе оказалось всего сорок бат и который с риском для жизни проделал далёкий путь в раскалённом трюме парохода, спасаясь от убийственной жары солью, мог сам оказаться контрабандистом. Да и весь облик его и поведение как-то с этим не вязались.

— А я считаю, что он их ценнейший сотрудник, — возразила Фусако.

— Значит, вы бросаете мне вызов?

— Отнюдь. Я вовсе не борюсь за честь мундира, но всё-таки… — сказала Фусако и запнулась.