Клас Эстергрен - Гангстеры

— Он звонил тысячи раз… Каждый день…

Казалось, что Мод вот-вот расплачется, возможно, потому что от сердца у нее отлегло, но я понял это далеко не сразу. Потом она рассмеялась — она смеялась над собой, над нами. Она оторвала кусок грубой бумаги от рулона на стене и высморкалась.

— Ты пришла сюда с ним? — спросил я. — Не будем называть имен…

— Да, — ответила она. — И виноват в этом ты!

Мод выкинула бумагу в черный мешок для мусора. Взяв себя в руки и оглядевшись, она спросила:

— Мы что, так и будем здесь стоять?

Мы вышли через заднюю дверь, обогнули клуб, из которого доносилась уже новая песня, и двинулись по дорожке, ведущей к моему бунгало. Было уже темно, и я держал ее за руку, чтобы она не споткнулась о неплотно пригнанные известняковые плиты. Дверь в домик была заперта, свободной рукой я достал ключ и отпер. Мы вошли, так и не разжимая рук. Как только я закрыл дверь и включил свет, Мод прислонилась к двери. Наконец-то мы могли разглядеть друг друга как следует. Она притянула меня к себе. Прогулка немного освежила нас, краска сошла с ее щек. Мы коротко поцеловались. Мод облизнула губы, чтобы почувствовать вкус поцелуя.

Я зажег несколько ламп, наименее ярких, над кроватью, на столе. Мод села на край постели, выпрямила спину, положила сплетенные руки на колени. Я закурил и, чтобы освободить переполненную пепельницу, направился в сортир. Несколько окурков и немного пепла просыпалось мимо. Выглядело это противно, и я попытался собрать их и вытереть пепел со стульчака. Все это застало меня врасплох.

— Как дела?

— Нормально, — ответил я.

— А это… — она кивнула в сторону письменного стола, на котором лежала новая кипа бумаг.

— Не спрашивай.

— Почему?

— Мне стыдно.

— Чего?

— Может, не будем сейчас об этом?

Мод улыбнулась. Сейчас нам было не до литературы. Я опустил жалюзи.

— Комары…

— Он знает, что ты здесь.

— Спасибо.

— Придется ему с этим смириться.

— Может, его это вполне устраивает. Ведь он заполучил тебя обратно.

— Ты сам в этом виноват.

— В чем? В том, что переехал?

— Я приходила туда и звонила в дверь, каждый день… Звонила по телефону. Я места себе не находила, я не знала, что случилось. Что я должна была думать, а?

— Понятия не имею.

— Нет ты скажи, как по-твоему?

— Что я пропал, подобно Генри?

— А что еще мне оставалось думать?

— Прости, — сказал я, — но откуда мне было знать, что я тебе не безразличен?

Мод посмотрела на меня, так словно я оскорбил ее.

— Идиот, — сказала она. — Мы провели потрясающую ночь… и я по-твоему должна была просто пожать плечами… когда ты исчез, так же бесследно, как он…

— Я просто не выдержал. Я был на грани безумия. А тут еще ты…

— Ты хочешь, чтобы я ушла?

— А чего хочешь ты?

— Не знаю, — ответила она. — Все вышло именно так, как Генри и говорил. У него было какое-то шестое чувство.

— И что же он говорил?

— Если что-нибудь случится, все что угодно, я должна разыскать тебя. Он сказал, что ты хороший, что я достойна…

— Хороший?

— Да.

— И я должен этому верить?

— Прекрати.

— Ты достойна хорошего, — сказал я. — Это точно.

— Он это чувствовал. Он был уверен.

Мне захотелось съязвить, чтобы как-то защититься от ее серьезности и от угрызений совести, которые напомнили о себе, как только речь снова зашла о Генри. Чем дольше он отсутствовал, тем прекраснее становился.

— Я ужасно, ужасно испугалась, — продолжила она. — Думала, что это я — наивная и не поняла ничего… Я сходила с ума, мне все время было плохо. Оставался только один человек, у которого я могла спросить…

— Понимаю, — сказал я. — Тем более что он видимо и является отцом будущего ребенка…

Мод вздрогнула. До этого она смотрела прямо перед собой, как будто не желала видеть мою убогую обстановку. Теперь она уставилась на меня:

— С чего ты взял?

— Прости, — сказал я. — Но ты же была беременна?

Мод рассмеялась, словно давая понять, что я полный идиот.

— Я и сейчас беременна, — ответила она. — Только конечно же от Генри!

— От Генри…

— Я же говорила тебе!

— Нет, не говорила.

— Говорила.

— Нет. И сам я не спрашивал.

— Но я точно помню.

— Мод… — сказал я и посмотрел ей в глаза.

Она отвела свой взгляд. Я докурил сигарету и пожалел, что у меня нет ничего спиртного. Мне захотелось выпить. Я был счастлив — я давно уже не был так счастлив, я чувствовал, что я существую, что на меня смотрит женщина, которой я нужен. Мне следовало бы держаться от нее подальше, своим присутствием она мучила меня больше, чем отсутствием, но все это сочеталось с восхитительным чувством вновь обретенной уверенности в себе. Она согласилась, даже сама сказала, что мы провели вместе «потрясающую» ночь — ночь, от которой она отказалась на следующее же утро; я не мог понять почему, но с уважением относился к ее решению. Угрызения совести могут принимать какую угодно форму.