Анатолий Тоболяк - Денежная история

— А если позвонить домой?

— Вы думаете, я не звонила?

— Но завтра-то он будет?

— Ну, надо полагать, объявится. А вы, собственно, по какому делу?

— По личному, — и заставляю себя игриво спросить: — А как вас зовут, девушка? У вас такой приятный голос.

— Юля. А вас?

— Меня — Андрей. Могу поспорить, что вы высокая красивая блондинка. Угадал?

— Мимо! — смеется она.

— Ну, тогда высокая красивая брюнетка. Вам 22 или 23. Вы не замужем. Любите шампанское. Все правильно?

— Ну более или менее, — опять смеется.

— Рад буду с вами познакомиться.

— Что ж… приходите. Интересно увидеть человека по фамилии Кумиров.

Разъединяемся. Положив трубку, я сижу неподвижно, глядя в окно на широкий проспект, по которому скользят машины. Опять моросит мелкий дождь, а по небу ползут нелетные сырые тучи. Неужели не видать уже никогда ясного голубого неба? Сегодняшнее спасение…

…сегодняшнее спасение — это Вика Радунская. Она осматривает мою убогую квартиру, переходя из комнаты на кухню, заглядывая даже в ванную, точь-в-точь как кошка, оценивающая новое жилье. Вздыхает, зябко ежится, опять горестно вздыхает.

— Ну, ладно, — говорю я. — Хватит тебе. Чего ты ждала от малоимущего? Садись за стол. Будем пировать.

Кумиров позволил себе сегодня шикарный ужин. Консервированный лосось, копченая сайра, колбаса, водка «Распутин», индийский чай, китайское сухое печенье. После первых рюмок темень, в которую погружен, слегка рассеивается, как при робком рассвете, а Вика Радунская, и без того бессмертно соблазнительная, вдруг обретает особый смех, особый горловой голос, ведьмаческий какой-то блеск глаз… Она уже пьяна, и я веду ее в нашу спальню и укладываю, подлюга, на святую нашу семейную кровать.

Еще два года назад полноценный, независимый Кумиров предложил бы этой неробкой девице богатый выбор постельных упражнений. А сейчас действую как будто с закрытыми глазами, подчиняясь стереотипам, не прося многого и давая лишь самое необходимое. Но нежно и бережно, неосознанно нежно и бережно — и она это, видимо, чувствует и благодарно, взахлеб целует. Потом лежим, отдыхая в темноте. Я прижимаюсь к Радунской, как ребенок, ни на секунду не отпускаю, и это ее по-новому поражает:

— Слушай, Кумиров, что с тобой? Может, ты и вправду меня любишь?

Не отвечаю. Еще крепче прижимаюсь.

— Я тебя совсем другим представляла в постели. Злым, агрессивным.

Молчу. Не отпускаю.

— Ты со всеми женщинами такой или только со мной?

Молчу. Льну к ней, как напуганное дитя к своей матери.

— Я думала, ты извращенный мальчуган, а ты… Ну, подожди. Ну, отпусти. Хочу закурить.

— Ты не уйдешь? — спрашиваю.

— А ты хочешь, чтобы я осталась до утра?

— Да.

— Господи, ничего не пойму, — недоумевает Радунская.

Она остается на всю ночь. Вскоре, утомленная, засыпает. А я лежу, глядя в темноту. Курю. Изредка встаю и выпиваю на кухне рюмку водки. Включаю настольную лампу и пробую читать. Но это безнадежно, ибо со страниц книги всплывает все, что угодно, кроме истинного смысла текста. Гашу свет. Сворачиваюсь клубком, сунув голову под мышку спящей Радунской, хочу стать нерожденным еще плодом без мыслей и чувств. Не знаю, когда приходит сон. А просыпаюсь с ужасом на душе, с тяжело тукающим сердцем.

За окном светло. Будильник показывает 10 часов. Радунской рядом нет. Нет и ее одежды. На журнальном столике записка: «Милый Кумирчик, спасибо за гостеприимство. До встречи на службе. Целую. Вика».

«Целую. Оля». — Так заканчивается письмо от жены, которое я нахожу в почтовом ящике. И второе письмо из Орла повторяет эхом: «Целую. Мама».

Сегодня, следовательно, шестнадцатое июня. Через полтора месяца мне исполнится двадцать девять лет. Дата незначительная, всенародного праздника по этому поводу не будет.

Дождя нет, но нет и солнца, покинувшего, кажется, навсегда наши края. И нет на газонах одуванчиков, тоже сгинувших, кажется, навсегда.

Из будки телефона-автомата я звоню в фирму «Пента». Она вроде бы стала моей судьбой, внезапно прорезавшейся новой линией на ладони. Но по моему голосу секретарша Юля вряд ли догадается о моих мыслях и чувствах. Ибо я говорю бодро и весело, как и полагается в первой половине дня.

— Ну что, Юля? Появился, наконец, ваш шеф?

— Вы представляете, — отвечает она, сразу узнавая меня, — все еще нет.

— И не звонил?

— И не звонил.

— А вы ему звонили?

— Конечно. Много раз. Но квартира молчит. Мы уже тут всерьез беспокоимся.