Татьяна Щербина - Крокозябры (сборник)

Слух, что съезд получил «черную метку» из-за Кирова, циркулировал весь год. И вот развязка. Теперь это первое чувство — любви к Илье, к защитнику, пусть и такому молодому, моложе Виолы на десять лет — оказалось очень даже связанным с чувствами политическими. То, что Виле не прислали обещанный мандат на съезд, — обидело: она должна, она просто обязана была там оказаться. Обидело настолько, что Виола даже подумала, не выйти ли ей из партии. Но ее ошеломленные случившимся друзья-соратники сказали: «Тебя не позвали на съезд по блату. Попалась бы под руку, взяли бы на заметку». Свидетелей в живых не оставляют. Они-то как раз, позванные, избранные, свидетели, стали после съезда параноиками: считали, что приговор им подписан, и ждали дня, когда он будет приведен в исполнение. И вот — Киров. Для Виолы было в этом и личное: далекий детский город Баку, сожженное розовое платье.

Для «своих» картина убийства Кирова рисовалась так. За границей живет Троцкий. Баламутит, интригует против Сталина на расстоянии. Устроил попытку переворота на съезде: чтоб Киров заменил усатого. Троцкий раздражал Сталина, но угрозы в нем он не видел, ровно до XVII съезда. Теперь это был враг, подлежавший уничтожению. Поймать его не удавалось, хитер был, бестия, лишь в 1940-м смогли достать и всадить в его поганую башку ледоруб. Из-за него, мерзавца, Сталину пришлось убить Кирова, который делал хорошее дело: выселил из Ленинграда — кого расстрелял, кого сослал — всех лиц непролетарского происхождения, таким образом, освободилось огромное количество квартир, а стройки коммунизма пополнились рабочими руками. Он понимал суть, Киров, он не миндальничал и стал членом Политбюро, разумеется, за все заслуги. Хрущев от него вроде и не отставал, но за ним была закреплена репутация крепкого хозяйственника, а не тонкого политика. У Хрущева в мандате XVII съезда в графе «профессия» было написано «рабочий», не то что у Сталина — «проф. революционер». В графе «какое учебное заведение окончил» оба написали «не окончил». Все тогда так писали, да так и было на деле, все всё побросали, кто с радостью, кто с сожалением.

Разговаривая сама с собой, то есть думая, Виля не могла прийти ни к какой определенности. Когда убивали для победы революции — понятно, террор — неизбежная компонента перемен, и чем решительнее перемена, тем больше крови. Но теперь-то что? Как мог Сталин объявить, что руку убийцы Николаева направляли белогвардейцы? В газетах писали, что заговор раскрыт и по делу убийства Кирова расстреляно 104 белогвардейца! Да где они их взяли, кто эти безымянные сто четыре? Деникинские мстители с того света, которых порешил Киров? Странно, что не расстреляли ленинградских чекистов, пропустивших Николаева в Смольный, и как это вдруг Киров оказался без охраны? Все это было загадочно. Вернее, все было ясно. Недаром Бухарин пошутил: «У нас многопартийная система: одна партия у власти, а остальные в тюрьме». Как раз все те, кто делал революцию. Если она, Виола Валерьяновна Цфат, хочет жить дальше, она должна уйти в тень, стать незаметной, впрочем, она и так живет незаметно с момента рождения Андрюшки. Если не считать вылазки с шестым конгрессом Коминтерна. Предупреждали ведь: учи чешский! Может, и не было бы тогда этих мучительных шести лет ожидания, неожидания и все же ожидания Машиного отца.

2 декабря 1934 года Виола не просто согласилась с матерью, а с огромным удовольствием согласилась. Надо уезжать. Надо сказать Илье «да». Он сделал предложение, совсем как в прошлом веке, но день выбрал неспроста, 7 ноября. Праздновали у Нади и Коли, Виля пригласила Илью и взяла обоих детей, Машенька играла с Викой, Надиной дочкой, а Андрюша сидел со взрослыми за столом, и взрослые сказали, что он уже взрослый. Стол был пышный благодаря «известинскому» спецпайку Виолы и кулинарным талантам Нади. В эти годы, начиная с 1929-го, все жили по карточкам. Только Киров в Ленинграде отменил карточную систему, и это сделало его страшно популярным в народе. Удалось это ему за счет уменьшения количества жителей, и жители одобряли такой селекционный подход, тем более что в последнее время только и было разговоров, что о селекции.

За столом у Нади тоже говорили о селекции (в конце XX века те же чувства вызывало клонирование):

— Виля, ты все про это знаешь, — говорила Надя, — расскажи нам. Скоро ль уже выведут эту породу коров, которые будут давать сто литров молока в день, так что его хватит на всех? И про овец я читала, что селекция позволит состригать с овцы по шубе в неделю, так что все мы будем одеты.