Канта Ибрагимов - Дом проблем

Прежняя изоляция Чеченской Республики, по сравнению с тем, что стало после войны и мирного договора, — ничто. Почти на каждом блокпосту доскональные проверки, цель которых — вымогательство.

Всю дорогу Ваха думал — пустят ли его вообще в здание Избиркома России, и вообще, кому он нужен в Москве? А все, как обычно, под контролем. Даже не в аэропорту, а прямо на борту, стюардесса предупредила — у трапа Мастаева ждет машина. Его доставили не в избирком, а к мрачноватому зданию, что напротив Лобного места и словно изъеденная временем и коррозией бронзовая вывеска — Российское общество «Знание».

Мастаев не сомневался, что здесь встретит Кнышева. Правда, судя по всему, Митрофан Аполлонович здесь не главный и это не тот Кнышев, кто может натворить всякое и при этом все равно свой, в чем-то родной. Теперь в глазах Кнышева нет даже искорки прежней близости, наоборот, отчужденность, недружелюбность, если не презрение, и в то же время нет прежней надменности, более уважения, не как к равному, да сопернику.

— Ну, как там в независимой Чечне? Счастливы? Свободны? Как ваш президент-поэт, стихи пишет?

— Вам письмо написал.

— М-да, — словно зная содержание, Кнышев лишь мельком глянул на текст. — На выборы деньги дадим, — от этих слов Мастаев обомлел, а хозяин продолжал: — А вот на пенсии, пособия и прочее — денег нет, только оружием.

— Зачем нам оружие? — возмутился Мастаев.

— Хе-хе, еще пригодится.

— Еще будет война?

— Мастаев, дареному коню в зубы не смотрят.

— Не нужен нам этот «Троянский конь».

— Это не ты решаешь, а руководство. Твое дело — выборы провести.

— А «итоговый протокол» уже готов? — крамольный вопрос задал Мастаев.

— «Итогового протокола» — нет, — жестко ответил Митрофан Аполлонович, — но и выбор у вас не велик.

Именно так и оказалось, никто из достойных гражданских лиц не посмел подать заявку на выборы. А те, кто подумал об этом, подверглись такому силовому давлению, что вынуждены были из республики бежать. А в итоговом списке для голосования остались только те, за кем стояли люди с оружием; словом, как и сказал Кнышев, — выбор был не велик. И эти выборы, а Мастаев уже имел немалый опыт, в плане голосования были самыми демократичными. Активность населения была невероятной — победил, как все посчитали, лучший из худших — правда, уже не генерал — обмельчали, а настоящий полковник, в прошлом — командир полка Советской и Российской армии.

Новый, действительно избранный президент Чечни — президент-полковник, по мнению Мастаева, человек слишком мягкий, открытый, и в нем напрочь отсутствуют тот артистизм и некая высокомерная отстраненность, чем выделялся прежний президент-генерал. Вместе с тем (это тоже мнение Мастаева) это полковник, да, командир полка, пусть даже дивизии, но руководить республикой, тем более такой, как Чеченская, — характера нет, и в подтверждение этого получил Мастаев уведомление — доставить в Москву «итоговый протокол» для утверждения.

«Мы независимы, какая Москва?» — подумал Ваха и выбросил документ, а президент-полковник вызвал и приказал: «Поезжай в Москву с протоколом».

Вот на сей раз Мастаев Кнышева в Москве даже не видел, говорили, что Митрофан Аполлонович в длительной командировке за рубежом. Зато Ваха повидал, и не раз, сына Макажоя, и еще счастье в его жизни — он видел Марию и ее мать, и Виктория Оттовна всплакнула, вспомнив Грозный и Баппу.

Как изначально Ваха задумывал, он после этого совершил очень щедрый жест — вернул Дибировым документы на их квартиру в «Образцовом доме», отчего соседки совсем растрогались. Однако возвращаться в Грозный они теперь не хотят: разные, совсем не хорошие слухи идут из Чечни, говорят, что в республике вводят шариат и вообще — там совсем не спокойно.

Не только Дибировым, но и всем подряд Ваха доказывает обратное: твердя, что наконец-то Чечня независима и начинает строить светлое будущее — все должны принять участие, все должны вернуться. Вернулся Мастаев домой, в так называемую свободную Чечню — Ичкерию, а оказалось, что весь «Образцовый дом», как служебный дом номенклатуры, опечатан, а там, где писалось «Дом проблем», висит объявление: все квартиры принадлежат государству и будут распределены администрацией президента членам нового правительства, и, что самое смешное, ссылаются на какой-то закон о ЖКХ, принятый в тридцатые годы при Сталине.

Вначале Мастаев подумал, что это какое-то недоразумение, а более — первоапрельская шутка — весна на носу. Да вскоре и вправду появились новые жильцы — члены правительства. И тогда Ваха еще надеялся на благоразумие людей: ведь по документам несколько квартир принадлежит ему. А ему даже чуланчик не оставили — устроили комнату для молитв.