Читра Дивакаруни - Принцесса специй

Он на секунду остановился перевести дыхание. Мне так хотелось взять и вытрясти из него суть истории, но я стиснула пальцами край прилавка и терпеливо ждала.

— Да, ну так вот, наша мадам явилась, как всегда, поздно, в девять, заявила: «Я уже поела, помнишь, я говорила, что кое-кто из наших ребят собирался заказать вечером пиццу».

Меня так и подмывало спросить, с каких это пор ты среди «кое-кого из ребят», но заставил себя сдержаться. Ее отец рассказал о письме.

«Папа, — ответила она, — скажи мне, что это шутка, — и смеху-то, смеху. — Можете себе представить меня, сидящей целый день в запотевшей кухне, со связкой ключей на поясе сари». Раму сказал: «Ну ладно, хватит, Гита, все совсем не так, как ты это изобразила». Но я вмешался: «А что, Мисс Гордячка, как же твоя бабушка, да пребудет ее душа у лотосовых стоп Божественного, — разве не такова была и ее жизнь?» Она говорит: «Деда, не принимай мои слова на счет бабушки, просто это не для меня. И — раз уж мы заговорили об этом — свадьбы по уговору родителей лично мне бы не хотелось. Я выйду замуж за того, кого сама выберу».

Выражение на лице Раму было не очень радостным, а брови Шилы начали сдвигаться. Я возопил к ним: «Нет, вы слышите, а я вам говорил — надо было устроить ее в государственную школу-пансион Рамакришны в Чучура». Но тут она меня прерывает, слова срываются у нее с губ, обгоняя одно другое: «Я думаю, сейчас момент не менее подходящий, чем любой другой, чтобы сказать вам, что я уже нашла того, кого люблю».

Позор, никакого стыда — заводить разговор о любви при родителях, передо мной, своим дедом.

После того как прошло первое потрясение, Раму сказал: «Что это значит?», а Шила: «Кто это?» Далее они спросили хором: «Чем он занимается» и «Мы его знаем?»

«Вы его не знаете, — говорит она. Сама вся красная, с трудом сдерживает дыхание, как под водой, и я понимаю, что дальше может быть только хуже. — Он работает в компании, он менеджер по проектам». Затем она замолчала, наверное, на целую минуту. Затем произнесла: «Его имя Хуан, Хуан Кордеро».

«Хай бхагаван, подумать только! — восклицаю я. — Собирается замуж за белого».

«Па, ма, — просит она, — пожалуйста, не расстраивайтесь. Он очень хороший человек, правда, вы увидите, когда я приведу его к нам в гости. Я так рада, что, наконец, сбросила этот камень с души — я уже давно хочу вам сказать». А потом развернулась ко мне и сообщила: «Дедушка, он не белый, он чикано».

«И что это значит? — полюбопытствовал я, но уже с недобрым предчувствием.

Когда она объяснила, я возмутился: «Ты изменяешь своей касте и пятнаешь имя своих предков — выходя замуж за человека, который даже не сахиб [80] Сахиб — белый человек. и чье племя — сплошь разбойники и бандиты, и никаких «Дедушка, ты не понимаешь», ты думаешь, я не смотрю новостей…»

Шила стала плакать, ломать руки и стонать: «Я не думала, что ты так с нами поступишь, что так ты отплатишь нам за слишком большую свободу, которую мы тебе давали во всем, хотя даже наши родственники предостерегали нас от этого». А Раму сидел в совершенном молчании. У меня же было большое искушение сказать ему: «Ну что, пустил корову на рисовое поле». Но когда я посмотрел на его лицо, сердце у меня так и упало. Я тогда сказал просто: «Раму, посади меня, пожалуйста, завтра на самолет в Индию».

«Папа, — она схватила его за руку, — папа! Скажи что-нибудь».

Он отпрянул, как будто его ударило электрически током. Только желваки заходили на скулах. Я помню, так бывало с ним еще в детстве, когда он приходил в ярость, перед тем как что-то разбить или, например, накинуться с кулаками на другого мальчишку. Его пальцы сжались. Я думал, он сейчас побьет ее, и у меня аж потемнело в глазах, а потом запрыгали желтые звездочки — такие мелкие, как цветы горчицы.

Я уже слишком стар для всего этого, подумал я. Лучше бы это злосчастное письмо заблудилось где-нибудь в нашей индийской почтовой системе.

Но он опустил кулаки. «А я тебе доверял», — сказал он таким голосом, что уж лучше бы ударил.

После этого мне оставалось только закрыть глаза. Вокруг меня поднялся словно бушующий ветер, и в нем вихрем носились слова — от матери к дочери и обратно.

— Ступай в комнату! Я не хочу тебя видеть.

— И не увидишь. Я лучше уйду насовсем.

— Делай, как хочешь. Лучше уж мы с твоим отцом будем считать, что у нас нет дочери.

— Папа, ты тоже так будешь считать? Папа?

Молчание.

— Ладно! Тогда я переезжаю к Хуану. Он давно предлагает. Я не соглашалась, потому что думала все время о вас. Но теперь — так и сделаю.