Айрис Мердок - Лучше не бывает

Джессика чувствовала себя такой беспомощной и такой безобидной по отношению к Джону, что никак не могла понять, что стала для него такой же ненавистной, как боа-констриктор, сжимающий шею. Она не могла вообразить, что по ночам он видит ее в кошмарных снах. Дьюкейн не мог простить Джессике то, что она сумела сломить его решимость своими воплями и заставила его обнять ее, что было очень унизительно. Эта сцена, преследовавшая его сознание, казалось, символизировала ту ловушку, в которую он попал, — сети ненавистной лжи. А в это время бедная Джессика, которая ничем другим не занималась, как только думала о нем, принялась, подвигнутая простой жаждой деятельности, ежедневно писать ему любовные письма, которые он получал с тошнотворным чувством, читал отрывочно и не отвечал.

В этот летний день Джессику подвигло на поездку в Эрлз-Корт, в основном, письмо, полученное от Джона, в котором он сообщал, что на этой неделе у него слишком много работы и потому их встречу придется отложить. Она была ужасно расстроена, что не сможет увидеть его. Но от этого письма у нее еще возникло и другое чувство, которое странным образом воодушевило ее, а именно — явное ощущение, что он лжет. Она не верила в эти «вечерние совещания». Она была уверена, что прежде он ей никогда не лгал. Уверенность в его абсолютной правдивости служила ей надежным утешением. Но тон письма показался ей новым, и Джессика почти обрадовалась этому — ведь обличить его как лжеца, даже просто узнать наверняка, что он лжет, это укрепляло ее позиции. В конце концов, казалось просто невероятным, что за всю неделю он не может найти хоть немного времени, чтобы повидаться. Письмо было явно подозрительным.

Джессика не строила конкретных планов, отправляясь в путь. Она не хотела шпионить за Джоном, ей просто было приятно заниматься чем угодно, связанным с ним. Она намеревалась подождать его у станции метро в Эрлз-Корт и «случайно» встретить его, он иногда возвращался домой на метро, и, действительно, долго ждала у входа на станцию, хотя еще было рановато для его возвращения домой. Потом она стала медленно прохаживаться взад и вперед по улице, которая вела к тихой заводи хорошеньких домиков, где жил Джон.

Недалеко от тупика, в котором находился его дом, был паб. В этот паб Джессика и вошла, уселась со стаканом пива у окна, из которого хорошо был виден угол улицы и вход в дом Джона. Она недолго пробыла там, размышляя, удастся ли ей не побежать за ним, как только она его увидит, но вдруг случилось нечто поразившее и ужаснувшее ее. Необычайно привлекательная и хорошо одетая дама быстро прошла по улице, остановилась у дома Дьюкейна, позвонила — ее сразу же впустили.

Джессика поставила стакан на стол. Она подумала: он там, он там внутри , и он лгал, у него есть любовница. Совершенно новое чувство ревности потрясло все ее тело несколькими толчками боли. В этот же миг каким-то чудесным образом сила, которая вошла в нее по получении лживого письма Дьюкейна, возросла стократно, и в этом сонном, тихом пабе родился новый демон, демон ревнивой, способной на все женщины.

Кейт Грей быстро прошла по улице, остановилась возле дома Дьюкейна, позвонила и была немедленно впущена. Она знала, что Дьюкейна не могло быть дома — он собирался сразу после работы провести вечер с Октавиеном. Кейт прибыла с целью проинспектировать нового слугу Дьюкейна.

— Я бы хотела оставить кое-что для мистера Дьюкейна и написать ему записку, — сказала Кейт, стремительно проходя в холл. — Не могли бы вы дать мне немного писчей бумаги? А эти вещи я, наверно, оставлю в кухне. Благодарю вас, дорогу я знаю. Меня зовут миссис Грей. А вы, я полагаю, Файви.

Файви сопроводил Кейт в кухню и молча наблюдал, как она вынимает из корзины коробку глазированных каштанов и бутылку сливовицы — ее приношение Дьюкейну и повод для визита.

— У вас тут очень чистенько, Файви, — сказала она одобрительно. — Очень чисто, действительно. Вот это для мистера Дьюкейна. Вы знаете, его не будет дома до позднего вечера, у него встреча с моим мужем.

Кейт наблюдала за Файви через стол. Она нашла, что он совсем не такой, как она думала. Попытки Дьюкейна описать, по просьбе Кейт, его внешность были смутными и заставили Кейт предполагать нечто немного грубое и брутальное. Возможно, Файви был брутальным, но его брутальность была живописного, романтического, почти нежного свойства, он напоминал чудовище из репродукций к «Чудовищу и Красавице» — большое, трогательное, ласковое животное, которое Кейт в детстве предпочитала скучному, слащавому принцу, но он, впрочем, в конце все-таки в него превратился. Кейт отметила абрикосового цвета кожу, так поразительно усыпанную большими коричневыми веснушками, большую, будто надутую, лохматую голову, пышные волосы, усы — богатого оттенка только что вскрытого конского каштана, продолговатые, косые глаза — чистого светло-карего цвета, длинную прямую линию рта. Он, наверно, расчесывает их, подумала она, интересно, смогу ли я уговорить Октавиена отпустить усы. Я никогда не осознавала, как это мило.