Ричард Бротиган - Грезы о Вавилоне. Частно–сыскной роман 1942 года

И теперь я должен ей восемьсот долларов, постель моя напоминает виселицу, на которой вздернули тех, кто покушался на Авраама Линкольна, а матери я на этой неделе не позвонил.

Чтобы произвести впечатление на клиента, следовало принять душ, поэтому я разделся и уже совсем было повернул кран, когда понял, что у меня нет мыла. Последний обмылок я смылил несколько дней назад. Кроме того, бритва моя обладала лезвием настолько тупым, что им и грушу не побрить.

Я подумал было снова надеть на себя одежду, выйти и купить мыла и бритвенных лезвий, но вспомнил, что на милю в округе не осталось ни одной лавки, которой я не был бы должен. Стоит сверкнуть этой пятидолларовой банкнотой перед каким-нибудь лавочником, и он меня на куски разорвет. Нет, сэр…

Что же мне делать?

Занять мыло или бритвенное лезвие у кого-нибудь из соседей я тоже не мог, поскольку не осталось ни одного, у кого бы я уже не занимал, будто лесной пожар. Мне бы не ссудили даже пластырь, возьмись я резать себе горло. Я обдумал все это очень тщательно. Мысли мои двигались примерно так: вода важнее мыла. То есть, что такое мыло без воды? Ничто. И больше ничего. Поэтому логично, что вода справится с ситуацией сама по себе, а кроме того, это лучше, чем ничего, если вы понимаете, о чем я.

Убедив себя в том, что это логично, я пустил воду и шагнул под душ. И немедленно шагнул из-под него.

— ЙЕУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУ УУУУУ! — завопил я, прыгая от боли.

Вода была обжигающе горяча, и я за это расплачивался. Очень жаль, что мышление не донесло меня до того места, в котором температуру воды следует отрегулировать так, чтобы выдержал человек.

Ну что ж…

Простой недогляд с моей стороны. Как только боль утихла, я подкрутил горячий и холодный краны, дабы они сочетались в создании приемлемой среды для принятия душа без мыла.

Обычно в душе я пою, поэтому я начал петь в душе:

О собирайтесь, верные, возрадуемся вместе, О собирайтесь, собирайтесь в Вифлеем. Придите и узрите, как Царь Ангелов родился…

Я всегда пою в душе рождественские гимны.

Несколько лет назад, когда я жил в квартире пошикарней, со мной провела ночь одна женщина. Она работала секретаршей у торговца подержанными автомобилями. Мне она очень нравилась. Я лелеял надежды, что у нас с нею завяжется что-то потяжелее, а также что мне скинут несколько долларов с подержанной машины.

Мы вместе сходили на несколько свиданий, но тут был наш первый раз вместе в постели, и у нас все неплохо получалось — по крайней мере, я так считал. То были дни, когда у меня имелось мыло, поэтому утром я отправился в душ. Когда я выходил из комнаты, она еще лежала в постели. Я зашел в душ и запел:

И вот в полночный час раздался старый добрый гимн…

Я пел себе и пел…

После душа я вернулся в спальню, а женщины там не было. Она встала, оделась и ушла, не сказав ни слова, однако на столике у кровати оставила записку.

В записке говорилось:

«Уважаемый мистер Зырь, Спасибо за приятно проведенное время. Пожалуйста, больше не звоните мне.

Искренне Ваша, Дотти Джоунз».

Наверное, некоторым не нравится слушать рождественские гимны в июле.

Я завершил личную гигиеническую оргию, закатив своему лицу самый неэффективный сеанс бритья в мире — благодаря тупости бритвенного лезвия, самого острого, что у меня было.

После чего я прочесал разнообразные кучи одежды и подобрал себе самый чистый гардероб, который только можно в условиях, создававшихся месяцами крайней нищеты, а кроме того, удостоверился, что на мне два носка. Они, разумеется, не совпадали, но походили друг на друга — если вы, конечно, не всемирно известный эксперт по носкам.

Слава богу, обо всем этом теперь позаботится мой новый клиент. Он вытащит меня из этого ада, в котором я живу:

Я взглянул на часы, стоявшие на столике у кровати. Их циферблат еле проглядывал из-под тысячи осколков безнадежной суеты. Довольными часы не казались. Наверное, они предпочли бы стоять в доме банкира или какой-нибудь школьной грымзы, а не сан-францисского частного сыщика, которому не везет. Стрелки деморализованных часов говорили 5:15. До встречи с клиентом перед радиостанцией на Пауэлл-стрит мне оставалось сорок пять минут.

Я надеялся: то, чего клиент от меня захочет, будет происходить на радиостанции, потому что внутри я ни разу не был, а радио слушать любил. У меня много любимых передач.

Итак, вот я «вымыт», «выбрит», «чист» и «одет». Наверное, пора в город. Я решил пройтись пешком, поскольку очень к этому привык, но такие дни сочтены. Щедрый гонорар от моего клиента положит этой практике конец, поэтому нынешняя прогулка в центр города — этакое прощание с пешкодралом вообще. Я снова надел куртку, в каждом кармане которой было по револьверу — один заряженный, один пустой. Оглядываясь теперь на все это, я жалею, что не выложил из кармана пустой, но вернуться в прошлое и все переделать не получится. Придется с этим жить.