Снова страх. Сильнее злости.
— Что ты делаешь?
Она не успела ответить. Подняла на него глаза и увидела кроваво-красный букет. Молча стояла и разглядывала цветы, словно пыталась определить, что это такое. В конце концов, после невыносимо мучительной паузы, на протяжении которой он не чувствовал ничего, кроме стука собственного сердца, ей видимо удалось распознать предмет.
— Тебе подарили цветы?
— Нет, это тебе.
Он протянул ей букет, но она даже с места не сдвинулась. Ни намека на реакцию. Пустота. Ни малейшего намерения брать цветы. Ее равнодушие повергло его вдруг в такую растерянность, что он чуть было не потерял над собой контроль, ему захотелось выкрикнуть ей в лицо все обвинения. Уничтожить фальшивую, бесчувственную маску, за которой она пряталась, поставить ее на колени. Заставить признаться. Но действовать напролом нельзя, иначе он проиграет.
Он сглотнул.
— Поставить их в воду?
От его слов она очнулась и направилась к шкафу над холодильником, где хранила вазы. Помедлила, не дотянувшись до полки, и вернулась к кухонному столу за стулом. Принимая букет, не сказала спасибо. И не посмотрела на Хенрика. Просто взяла цветы и пошла к мойке. А он стоял и смотрел, как она, отвернувшись, долго и обстоятельно обрезает стебли роз и одну за другой помещает их в вазу.
Может, она уже приняла решение и сейчас готовится к старту. Может, она сейчас повернется к нему и скажет все как есть, мол, пока он отсутствовал, она сделала выбор. Признается, что встретила другого и хочет жить с ним. Он должен опередить ее, должен срочно дать ей понять, что готов бороться за все, что их связывает, что он исправится, если получит шанс. Она должна осознать, что ее решение основано на ложных представлениях.
Он вдруг почувствовал, что вот-вот расплачется, захотелось подойти к ней, обнять. Стать сзади и рассказать все как есть. Раз и навсегда покончить с ложью. А когда между ними больше не будет обмана, они снова станут близкими.
Когда они прекратили разговаривать друг с другом? Да и могли они хоть когда-нибудь разговаривать друг с другом так, как он разговаривал с Линдой? Почему с Линдой ему было так легко, а с Эвой нет, несмотря на то что они пятнадцать лет знают друг друга? Ей известно о нем больше, чем кому бы то ни было. Она не может быть врагом. У них слишком много общих воспоминаний. У них Аксель.
Эва, пожалуйста... Прости. Прости меня.
Нет. Невозможно, выше человеческих сил — произнести эти слова, признаться в измене, во лжи, даже учитывая, что сама она ничем не лучше. Он не может пойти на такое испытание — по крайней мере, пока не увидит ее реакции и не поймет, собирается ли она его выгонять. Но он должен попытаться приблизиться к ней, времени мало, нужно достучаться до нее, пока не поздно. Пока она не повернулась и не сообщила о своем решении.
— Я соскучился по тебе.
Она не обернулась, но ее рука застыла на полпути между мойкой и вазой.
Он и сам услышал, как непривычно звучат его слова. Как будто даже помещение отреагировало. В этих стенах давно никто ничего подобного не произносил, и он задумался, а правда ли то, что он только что сказал. «Соскучился» — это ли он чувствует? В прямом смысле? Да. Он соскучился по ее преданности.
— Я думал, пока меня здесь не было, ты же говорила, что я должен подумать... и я хочу попросить прощения за то, что так некрасиво вел себя в последнее время. А еще я вспомнил о туре в Исландию, который ты купила. Мне бы очень хотелось туда поехать.
Ее рука снова переместилась от мойки к вазе.
— Я отказалась от поездки.
— Мы закажем новую. Я сам закажу.
С излишней горячностью. Почти отчаянно. Яростная попытка прорваться, получить первый отклик, чтобы понять, куда они движутся. Проклятие, он снова подчинен ее воле, все снова решает она. А он за одну секунду лишился способности к действию, которую обнаружил в себе за последние пол года.
Зазвонил телефон. Она успела первой, хотя он стоял ближе. Он колебался, потому что ему казалось, что они не должны отвечать.
— Эва.
Она бросила на него быстрый взгляд, когда поняла, кто звонит. Как будто боялась себя выдать.
— Я пока не успела. Можно, я перезвоню немного позже?
Что не успела?
— Хорошо, так и сделаю. Пока.
Она нажала «отбой» и положила телефон на место.
— Кто это был?
— Папа.
Соврала, даже не глянув в его сторону. Это тот. Другой.
Надо каким-то образом выбраться из унизительного положения. Это он в последнее время вел себя некрасиво, а она может спокойно притворяться обиженной и вынуждать его заискивать. Он должен заставить ее признаться. Но не обвиняя — в этом случае она своего не упустит, и к тому же у нее появится законное основание нанести ответный удар. Нет, пусть сама себя разоблачит.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу