Карин Альвтеген - Предательство

Темнота работала на него. Хорошо, что она не видит, как ему стыдно. Сейчас она не должна задавать вопросы и обвинять. Она должна поддержать его. Понять.

— Я никогда не рассказывал тебе... Кажется, я вообще не говорил об этом ни с Эвой, ни с кем другим. Это было давно, еще в Катринехольме, до того, как я переехал в Стокгольм, мне было всего двадцать.

Как же сильно он любил. Безоговорочно, до безумия. По крайней мере так ему казалось. Двадцать лет, никакого опыта. Все новое, неиспытанное. Ничем не омрачаемое. Безграничное.

— Я встретил девушку, ее звали Мария, она была на год младше меня. Сразу после гимназии мы стали жить вместе, сняли однокомнатную квартирку в центре. Я был влюблен со страшной силой...

Платить пришлось дорого. Он поставил на кон все, но ни секунды не чувствовал себя уверенно. Равновесие было нарушено с самого начала, он любил сильнее, чем она, и каждую минуту пытался восстановить равновесие. Ежедневный парализующий страх потерять ее управлял всем его существованием. И у страха были основания. Несмотря на все ее клятвы, ему так и не удалось преодолеть свое недоверие. Она сумела убаюкать его своей кажущейся надежностью, в которую он даже до поры поверил, потому что выбора у него не было. Но потом его подозрения подтвердились многочисленными свидетельствами.

— Она обманывала меня. Я словно чувствовал это все время, но она уверяла, что это не так. Но потом она все-таки призналась, что встретила другого.

Никто и никогда больше так со мной не поступит. Я больше не позволю себя обмануть. Я больше никого не подпущу к себе так близко.

Двадцать лет прошло, а шрам по-прежнему свежий. Но обещание он держал. Пока не встретил Линду. Она заставила его рискнуть.

Но Эва все разрушила, разбередив старую рану.

Он услышал, как она снова отпила из стакана. Уловил ее движения — игру теней в темноте.

— У меня только один вопрос. Что ты хочешь?

Он закрыл глаза. Ответил честно:

— Я не знаю.

— Я хочу, чтобы ты ушел.

— Линда, пожалуйста.

— Я знаю, чего хочу, я давно это знаю, и я рассказывала об этом тебе. И ты утверждал, что хочешь того же, но теперь я вижу, что тебе это не нужно.

— Нужно, конечно, нужно.

— Нет!

— Да! Просто сейчас все изменилось.

— Вот как! Тогда понятно. Ты выяснил, что у твоей жены есть другой, и наши отношения потеряли всякий смысл. Какая гадость!

Она снова легла на кровать.

— Линда, дело не в этом.

— Что же тогда изменилось, черт тебя побери? Если не твои чувства ко мне? Всего два дня назад мы с тобой смотрели квартиру!

Спрячьте меня на год на необитаемом острове.

Оставьте мне возможность выбора.

— Разве ты не можешь подождать меня?

— Подождать? Чего? Покаты посмотришь, удастся тебе вернуть ее или нет?

— Нет!

— Тогда чего? Пока ты решишь, гожусь я на замену или нет?

— Прекрати, Линда. Мне просто кажется, что все происходит слишком быстро. Я понял это по своей реакции, я как будто... я...

На этот раз он сам замолчал на полуслове. Что он, собственно, понял?

— ...как будто на самом деле ты любишь жену?

— Нет, это не так. Правда.

Или?

— Дело не в этом. Просто я понял... что не готов пока... Это было бы несправедливо... по отношению к тебе.

Пожалуйста, заберите меня отсюда!

— Я просто-напросто не готов. И если я в таком состоянии свяжу жизнь с тобой, то поступлю несправедливо по отношению к тебе.

— И поэтому ты считаешь, что я должна сидеть и ждать, пока ты будешь готов, если такой момент вообще когда-нибудь наступит.

— Тебе намного легче. Ты ведь ничем не рискуешь!

Она снова поднялась.

— Ничем не рискую! Я работаю в детском саду, и у меня роман с отцом воспитанника! Как ты полагаешь, что с мной будет, если это откроется. Что? А эти мейлы? Как ты думаешь, каково это, когда кто-то влезает в твой компьютер, находит личные письма и рассылает их от твоего имени? Ты понимаешь, что тому, кто это сделал, все известно? Он нас видел! И пытается наказать меня!

— Это не Эва. Я знаю, ты думаешь, что это она, но она не такая. И потом, зачем ей это? Она должна радоваться. Это развязывает ей руки.

Линда замолчала, он разглядел в темноте, как она качает головой. Наклоняет голову вправо-влево, медленно и с отвращением.

К нему:

— Ты сам себя слышишь? Слышишь свои слова? Бедный маленький брошенный Хенрик! Как же тебя жалко!

Он молчал.

Он потерял ее.

Она встала и открыла дверь каюты. Яркий, слепящий свет из коридора, превращающий ее в темный силуэт.