— Хью! — позвал Джон. — Хью!
Голова переставала кружиться, и Хью разозлился: Лэйни назвал его обычным именем, решил, что Хью — маменькин сынок, недостойный того, чтоб его звали по фамилии, так благородно и лихо, как бывало раньше. Когда он вернулся на кухню, тошнота прошла совсем.
— Браун, — сказал Джон, и досада сразу исчезла. — Есть в этом заведении кое‑что из‑под коровы? Такая белая, текучая жидкость. По–французски называется lait . А здесь мы зовем ее старым добрым молоком.
До Хью сначала не дошло.
— О, Лэйни, я — осел! Пожалуйста, прости меня. Я правда забыл. — Он достал из холодильника молоко и принес два стакана. — Я не подумал. Отвлекся.
— Я знаю, — сказал Джон. Спустя секунду он тихо спросил, пристально глядя Хью в глаза: — А почему ты так о ней беспокоишься? Она болеет, Хью?
Хью знал, что сейчас в том, что его назвали по имени, нет ничего обидного: Джон говорил слишком серьезно. Джон нравился ему больше всех остальных друзей, которые у него были. Сидеть с ним за столом казалось очень правильным и даже безопасным. Хью смотрел в серые, спокойные глаза Джона, и эта целебная близость смягчала ужас.
Джон спросил снова, так же настойчиво:
— Хью, твоя мать больна?
Хью не ответил бы никому другому. Он ни с кем не разговаривал о матери, кроме отца, но даже такие всплески задушевности были редкими, тайными. Они с отцом касались этого, только когда были заняты чем‑то: плотничали, например, или те два раза, когда ходили в лес на охоту, или готовили ужин, или мыли посуду.
— Не то чтобы больна, — ответил он. — Но мы с папой за нее переживаем. По крайней мере, раньше переживали.
— Что‑то с сердцем?
Голос Хью напрягся:
— Ты слыхал, как я подрался с этим уродом Клемом Робертсом? Я его поганой рожей прямо в гравий сунул, вообще чуть не убил. У него до сих пор шрамы — по крайней мере, дня два весь в бинтах ходил. Меня потом неделю после уроков оставляли. Но я чуть не убил его. Да и убил бы, если бы мистер Пакстон меня не оттащил.
— Слыхал.
— А знаешь, почему я хотел его убить?
Джон на мгновение отвел взгляд.
Хью напрягся сильней; мальчишеские руки, все в ссадинах, вцепились с край стола; он глубоко и хрипло вздохнул.
— Этот урод рассказывал всем, что моя мать была в Милледжвилле. Трепался, что моя мать — ненормальная.
— Вот же ублюдок.
Хью произнес ясно и потерянно:
— Она действительно была в Милледжвилле. Но это не значит, что она сумасшедшая, — быстро добавил он. — Эта большая больница, на весь штат, и там есть корпуса для сумасшедших, и другие — для тех, кто просто болеет. Мама просто немного болела. Мы с папой подумали и решили, что в милледжвилльской больнице отличные врачи, и там за нею будет хороший уход. Но она нормальнее кого угодно на свете. Ты же знаешь мою маму, Джон. — И он снова сказал: — Мне надо сходить наверх.
— Я всегда считал, что твоя мама — одна из самых приятных дам в этом городе.
— Понимаешь, с мамой странная вещь случилась, и после этого ей стало грустно.
Признание, эти первые потаенные слова, вскрыло нарыв секрета в мальчишеском сердце, и Хью заговорил быстрее — настойчиво, находя в этом неожиданное облегчение.
— В том году мама решила, что у нее будет маленький ребеночек. Она договорилась об этом с папой и со мной, — сказал он с гордостью. — Мы хотели девочку. Я собирался выбрать ей имя. Мы так радовались. Я откопал все свои старые игрушки — электрический поезд с рельсами… Я хотел назвать ее Кристал — как тебе такое имя для девочки? Что‑то яркое и изысканное, скажи?
— И малышка родилась мертвой?
Даже при Джоне уши Хью вспыхнули, и он взялся за них холодными руками.
— Нет, это называется «опухоль». Вот что было с мамой. И ей в больнице сделали операцию. — Ему было стыдно, и говорил он очень тихо. — А потом она, как сказали, «сильно изменилась». — Ужасно произносить такие слова. — После этого ей стало грустно. Папа сказал, что это потрясение нервной системы. Так у женщин бывает: когда просто грустно и нет сил.
Хотя на кухне не было ничего красного, нигде ничего красного не было, Хью опять подобрался к «тому разу».
— И однажды она просто сдалась — однажды прошлой осенью. — Глаза Хью широко открылись и вспыхнули: он снова поднимался по лестнице и открывал дверь ванной, — и сейчас прикрыл глаза рукой, чтобы отогнать воспоминание. — Она хотела… ну, поранить себя. Я нашел ее, когда пришел из школы.
Джон осторожно погладил Хью по рукаву свитера.
Читать дальше