Эрик-Эмманюэль Шмитт - Концерт «Памяти ангела»

Назавтра Крис подал заявление об уходе. Когда схлынуло первое удивление, Монтино искренне признался, что будет сожалеть о его уходе. Потом Крис поговорил с Каримом, оставил ему свой китайский адрес и принял участие в прощальной вечеринке, устроенной коллегами.

— Когда ты едешь?

— Сегодня ночью. В Шанхай.

В ответ на расспросы он сообщил, что встретил друга детства, который обосновался в Китае, у него серьезные проблемы со здоровьем, и он попросил его о помощи. Коллеги, выслушав эту историю, признали Криса чемпионом альтруизма и заключили его в объятия. В девятнадцать часов, взяв свои чемоданы, он присоединился к Акселю, расплачивавшемуся у стойки портье, и помог ему сесть в машину.

Лимузин обогнул озеро и остановился перед роскошным особняком.

— Но ведь нам надо в женевский аэропорт. Мы что, не летим в Шанхай? — удивился Крис.

— Послезавтра.

В этом дворце они провели двое суток, Крис так и не понял почему. Аксель тем временем давал ему мелкие поручения: помочь встать, умыться, разложить вещи. В соответствии с уговором Крис повиновался. Все это было для него несложно, особенно каждые три часа отправляться с Акселем в бассейн и проводить с ним сеансы, хотя его по-прежнему пугало состояние этого тела, легкость костяка и разбалансированность движений. У него мелькал вопрос: неужто теперь ему годами придется заниматься этим?..

Время от времени он слышал разговоры Акселя по телефону и понимал, что тот по-прежнему ведет себя как тиран: высокомерно, оскорбительно, презрительно, несправедливо.

— Аксель, а что хорошего ты сделал за эти годы? Я имею в виду — доброго?

— Ничего. Черт миловал.

— Я тебя заставлю.

В свободное время Крис предавался созерцанию альпийского пейзажа, с которым предстояло расстаться. Горное озеро простиралось в бесконечность… По временам возникало впечатление, что вода заполнила гигантскую расщелину, подобно крышке накрыв бездну. Порой гармоничные линии берегов казались колыбелью, в которой покачиваются волны. Короче, место, где он провел около десяти лет, казалось ему то ужасающим, то восхитительным.

На исходе их последней ночи во Франции прибыло такси, чтобы вместе с багажом доставить их в аэропорт. Потом из Женевы нагрянул китаец на черном авто. Из их разговора с Акселем Крис не понял ни слова, поскольку они говорили по-китайски; он лишь заметил, как испуганный азиат под диктовку Акселя нацарапал что-то на листке бумаги.

Они не стали дожидаться рассвета.

В пять утра Аксель велел Крису помочь ему принять душ, одеться и сесть в кресло. А затем приказал вести машину.

В серых сумерках нерешительного рассвета машина спустилась к озеру и осторожно двинулась по утопающей в тумане прибрежной дороге.

— Стоп, встанем здесь, — распорядился Аксель.

На обочине им подавал знаки вчерашний китаец, державшийся как-то напряженно.

Они выбрались из машины. В воздухе витал застоялый запах плесени и сушняка.

Китаец наклонился, указывая на обугленные мостки и низкую деревянную лодку.

По приказу Акселя Крис со всей возможной деликатностью помог ему перебраться из кресла в лодку. Усевшись на заднюю скамейку, калека с раздражением оттолкнул его.

Мотор работал на низких оборотах, чтобы не потревожить тишину. Силуэт китайца, стоявшего у кромки воды, становился все тоньше, пока, расплывшись, не истаял в утренней дымке.

— Куда мы направляемся?

— Увидишь.

Крис гадал, что находится в сумках, лежавших между ними на дне лодки.

По мере продвижения ялика туман уплотнялся, становясь густым, как гороховый суп. На середине озера, там, где в туманном ледяном пространстве уже пропали очертания берегов и горных склонов, Аксель выключил мотор.

— Здесь путешествие заканчивается.

— Здесь? — переспросил Крис.

— Здесь, на середине лагуны.

Тут Крис понял, что задумал Аксель: туман альпийского озера сменился синевой таиландской бухты, купавшейся в солнечном свете; Аксель решил, что пришла очередь Криса узнать, что такое тонуть.

— Не двигайся!

На Криса смотрело дуло револьвера. Аксель вытащил его из кармана.

— Я не шучу, — упрямо произнес он. — Вернись на место. Если ты не подчинишься, я выстрелю.

Крис снова сел. Он хотел было вступить в переговоры, открыл рот…

— Заткнись! Сегодня говорю я! — рявкнул Аксель.

Несмотря на безапелляционный тон, его сотрясала дрожь. От холода, а может, от страха или гнева… Атрофированные после комы лицевые мышцы делали лицо Акселя совершенно бесстрастным. Только сведенный рот выдавал напряжение.