Роман Сенчин - Иджим (сборник)

Утром слегка, не перебарщивая, похмелились, плотно позавтракали, а уже в час дня подъезжали к Москве. Поезд замедлил ход, время стало тянуться. Ремников, глядя в окно, произносил иногда: «Воскресенск… Раменское… Кратово… Быково…» Степанов не выдержал: «Давайте еще по капельдинеру. Не повредит. Леш, достань свои заветные стальные стопочки».

Как Чеснов ни упирался, пришлось выпить раз, другой. Поэтому дома сразу лег. Поднялся только к ужину.

Ели все вместе; сын и дочь, как обычно, когда папа возвращался из командировки, старались вести себя прилично, жена не донимала разными проблемами, идеями и жалобами, наоборот – старалась угодить. Конечно, устал муж, зарабатывая шесть тысяч рублей (две Чеснов заначил), и вот отдал ей, а она положила в супницу на серванте, где держали семейный бюджет.

Воскресенье Чеснов провел дома. Шуршал газетами, листал книги, путешествовал по телевизионным каналам. Приходил в себя. Иногда неожиданно и ярко возникали перед глазами то обнаженная Лариса, то миниатюрная девушка из сауны, пальцы чувствовали тепло их тел, гладкость кожи, и Чеснову становилось не по себе. Даже пугался – казалось, и жена может увидеть и почувствовать то же, что и он. Но это быстро проходило, и к нему возвращался внутренний покой. Хотя… Внешние раздражители донимали: дети опять, как каждые выходные, то и дело начинали спорить, кому и сколько сидеть в Интернете (Чеснову пришлось прикрикнуть, чтоб прекратили), и часы на стене, мягко пощелкивая, напоминали, что время идет напрасно, сгорает впустую.

У Чеснова в большой комнате (две другие были отданы детям) было сооружено некое подобие кабинета – стоял письменный стол, отгороженный от остальной комнаты книжным шкафом. Но какое занятие там, где рядом телевизор, где за спиной ходит жена, а в соседних комнатах шумят дети…

Для его работы нужна целая лаборатория – длинные столы, на которых разложены документы, есть два-три компьютера, несколько энциклопедий и словарей. И – тишина. И – космос времени впереди. Работать и не знать, ночь сейчас или день, не отвлекаться на пустяки, вроде спора сына и дочери из-за Интернета… Нужно вживаться в то время, о котором по крупицам, по клочочкам собираешь штришки, выстраиваешь их, соединяешь, словно камешки огромной мозаики. А тут…

Минутная стрелка медленно, неостановимо совершала круги, часовая переползала от одной цифры к другой, оставляя в прошлом и этот день. Снова был ужин, потом всей семьей смотрели пошловатый, но уморительный, местами очень точный сериал «Счастливы вместе» про семейку моральных уродцев. Потом жена с дочерью следили за развитием событий в «Доме-2», сын слушал у себя музыку, а Чеснов посидел за компьютером. Нашел в Интернете информацию о прошедшей конференции. Отзывы были нормальные – никаких скандалов, но и никаких восторгов. Так, «состоялась», «приняли участие», «в ходе работы»…

В десять вечера разогнал детей спать: «Завтра в школу». Принял душ и тоже лег на разложенный и застеленный женой диван. Она еще чем-то позанималась на кухне и тоже легла. Сделала попытку поласкаться, но Чеснов не отвечал, и она быстро оставила. Только спросила сочувствующе: «Устал?» – «Да, что-то тяжеловато. Давай завтра…» Отвернулся к стене и стал пытаться заснуть.

Было не по-живому тихо и в квартире, и во дворе. Только часы пощелкивали. Казалось, вся Москва успокоилась, готовясь, копя силы для новой рабочей недели. Долгой и бурной. И лишь Чеснов не может уснуть, лежит на правом боку с закрытыми глазами, внешне выглядит как спящий, а на самом деле готов в любую секунду вскочить. Только зачем?…

Но не выдержал. Сначала открыл глаза, потом медленно перелег на другой бок. Обнял жену, та как-то жалобно застонала. Спит… Завтра к девяти разбегутся. Он и жена на работу, сын и дочь – в школу. У сына выпускной класс, вот-вот экзамены… Что там у них? ЕГЭ ввели или нет? Надо поговорить, выяснить. Жена оберегает его от таких проблем, но… И думать надо, куда поступать. М-да, действительно запустил он семейные дела…

Эти мысли раздражили, расстроили. Чеснов осторожно перебрался через жену, ушел на кухню. Закурил. Посмотрел в окно. В стекле отразился он сам, по-выходному небритый, непричесанный; припухшие после трех дней выпивок глаза угрюмы… Стало совсем тяжело. Чеснов погасил свет. Снова посмотрел на улицу.

Поздний вечер, а почти все окна в соседних домах горели. Обычно в воскресенье люди в их районе успокаивались довольно рано – случалось, Чеснову нравилось так же стоять и смотреть на темные громады семнадцатиэтажек напротив, ощущать себя тем, кто, один из немногих, способен сейчас размышлять, не поддаваться тупому отрубу. А сегодня… Праздник, что ли, какой-то?