Дороти Батлер - Кушла и ее книги

В истории Кушлы несколько отдельных, но взаимосвязанных линий.

Ее можно рассматривать как сообщение о физическом развитии на фоне постоянного нездоровья и случающихся время от времени обострений. В то же время здесь можно проследить возникновение активного интеллекта из разума, изначально плохо обслуживаемого инструментами зрения и осязания; из разума, который, прежде всего, вполне мог быть недоразвитым.

Но если история Кушлы должна иметь значение для других детей, ее особые черты нужно определить и объяснить. А такие черты существуют.

Недостаточно сказать, что родители Кушлы были умны и решительны, отважны и терпимы, поскольку эти черты присущи многим родителям, которым приходится растить детей с физическими или умственными недостатками. И было бы неверно полагать, что они просто приложили больше усилий, чем другие родители, при осуществлении обычных способов воспитания детей с различными физическими и умственными недостатками.

История Кушлы своеобразна по природе осуществлявшегося вмешательства, а сама природа этого вмешательства определялась факторами в ее окружении, которые были описаны в предыдущих главах.

Нет нужды детально разрабатывать эти факторы дальше. Достаточно сказать, что родители Кушлы разделяли глубокое и интуитивное убеждение, что опыт близкого, согласованного контакта с теми, кто любит ее и готов стать «ее глазами и руками» вплоть до того дня, когда она обретет свои, составляет ее сильнейшую надежду на будущее.

Существовало несколько счастливых обстоятельств. С одной стороны, контакт, который дат возможность семье обратиться в Отделение педагогики Оклендского университета, и возможность периодически тестировать девочку. С другой стороны, семейные занятия определили обращение к иллюстрированным книгам и помогли выбрать подходящие названия (хотя родители быстро научились методом проб и ошибок находить книги, наиболее подходящие для потребностей Кушлы).

Эти факторы и помощь, оказанная ей родителями, сыграли свою роль. Потребности Кушлы скорее ощущались, чем осознавались; реакция, хотя и слабая, на какое-то действие, воспринималась как знак, что именно этой линии, возможно, стоит придерживаться. Экспериментирование продолжалось постоянно.

Еще одна линия проходит сквозь историю Кушлы: утверждение некоторых новых врачей-консультантов, что ребенок умственно отсталый. Не все были так резки, как врач, который, увидев Кушлу в первый раз в восемнадцать месяцев, сказал ее матери, что девочка «ненормальная», уговаривал ее принять это как факт и предлагал договориться, чтобы девочку отдавали на день в Центр умственно отсталых детей в пригороде поблизости, но родители девочки решили, что такое суждение — обычный результат поверхностного наблюдения за поведением Кушлы.

Вполне оправдано, что многие с уважением относятся к утверждениям медиков. Скольким молодым матерям пришлось принять подобный «диагноз» и сделанное из лучших побуждений предложение — ненормальность Кушлы была принята ее семьей с самых ранних дней ее жизни. В восемнадцать месяцев у родных появились основания верить, что она хорошо развивается и что это развитие, во всяком случае частично, результат их поддержки и поощрения. Ярлык «ненормальный» стал казаться им несоответствующим, а совет — насмешкой над их усилиями. Мать Кушлы необыкновенно сильная и реалистичная женщина, но она была близка к отчаянию в этот момент более, чем за всю жизнь дочери.

Кроме того, когда Кушле было чуть больше двух лет, ее матери пришлось выслушать диагноз «умственная отсталость» от других врачей, на этот раз педиатров. Больница запросила и получила разрешение обследовать Кушлу. (Очевидно, она обладала сомнительным достоинством: возможностью наблюдать больше отклонений от нормы, чем у любого другого ребенка!)

Мать Кушлы нисколько не обеспокоило это предложение; она уже привыкла слышать это, а заинтересованные врачи явно были намерены выявить как можно больше дефектов. Но с другой стороны, можно поинтересоваться, разве каждый ребенок получает ярлык «отсталый» только потому, что его взгляд не фокусируется, руки и ноги у него вялые и он пускает слюни? Это побуждает поставить под вопрос необходимость ярлыков, которые подразумевают, что жесткие границы, делящие людей на «нормальных» и «ненормальных», — как будто само качество человечности изменяется с пересечением этих «границ».