Авраам Иегошуа - Возвращение из Индии

Тщательно вымыв руки, я сделал моей спящей пациентке укол, введя сто кубиков глюкозы, поскольку если существовала действительная опасность повреждения печени, то даже нормальная работа альфа-клеток не в состоянии была обеспечить необходимое количество глюкозы, чтобы покрыть ее дефицит. Изменения происходили быстро и достаточно драматично, и впервые за долгое время можно было увидеть, как у Эйнат меняется настроение. Она выбралась из постели и, желтая, изнуренная, присоединилась к нам за кухонным столом, где Лазар и его жена уже организовали фантастический полуночный ужин. Поначалу я собирался попросту рассказать им о значении того, что мне удалось привезти из Калькутты, делая основной упор на данных анализа крови, свидетельствовавшего о высокой вероятности внутреннего кровотечения. Но в это мгновение я перехватил направленный на меня взгляд Эйнат, мягкий и удивленный, словно она пыталась осмыслить, кто я, что я здесь делаю и каким образом очутился за одним столом с ней и ее родителями. И я не сказал ничего. Во всяком случае одно я понял: несмотря на свой богатый больничный опыт, Лазар мало что смыслит в органических процессах, особенно в тех, которые связаны со свертываемостью крови, вопросе, который до сих пор не вполне ясен и нам, докторам. Поэтому я отложил свое сообщение до лучших времен и, несмотря на крайнюю усталость, решил попробовать еду, которую с избытком навалил мне на тарелку Лазар. Взгляды его жены были устремлены на меня, как два луча, словно она хотела дать мне понять, что она не только рада моему успешному возвращению из Калькутты, но и понимает, что творится у меня на душе. Лазар поспешил сообщить, что и он не терял времени даром и уже полностью продумал план обратного передвижения: послезавтра мы вылетаем авиарейсом из Гаи в Варанаси, оттуда, после ожидания в аэропорту — полет до Нью-Дели в надежде попасть на прямой рейс до Рима в среду, а из Рима вечерним рейсом в пятницу израильской компанией «Эль-Аль» до Тель-Авива. И сам Лазар, и его жена уже проделали всю необходимую работу, обойдя туристические агентства в Гае, в которых, к счастью, работали факсы.

— Вы уезжали в Гаю вместе с ним? — спросил я, поворачиваясь к Дори, не в состоянии поверить, что из-за ее неспособности оставаться в одиночестве она снова бросила свою больную дочь.

— Только на два или три часа, — быстро ответила она, покраснев от смущения, как если бы распознала в моих словах скрытое возмущение, — и мы договорились с приятной здешней девушкой, которая и осталась в гостинице вместе с Эйнат.

— Я совершенно выдохся, — признался я, закрывая воспаленные веки, и сделал попытку выбраться из кресла, с тем чтобы дойти до кровати раньше, чем рухну на пол.

Встревоженные моим состоянием Лазар и его жена, вскочив, бросились мне на помощь. Им пришлось еще потрудиться, чтобы раздеть меня и снять мою обувь, потому что, когда несколько позднее (а если быть точным, двенадцать часов спустя) я пришел в себя, то на мне была пижама, застегнутая на все пуговицы, — но каким образом я в ней оказался, я совершенно не представлял и не помнил.

Зато я прекрасно помнил, как долго и громко хохотала жена Лазара то ли над тем, как я свалился им на руки, то ли над тем, как я пытался протестовать против их попыток раздеть меня. А сейчас в маленьком бунгало было темно и тихо. Двое Лазаров отсутствовали, а их дочь, так же как и ее врач, была оставлена на попечение вежливой индийской девушки в голубом сари, которая, заметив, что я встаю с постели, выпрямилась (очевидно, в мою честь) и сложила обе ладони в традиционном приветствии. На вполне приемлемом английском она сказала мне, что Лазар и его жена уехали в Гаю, чтобы организовать все необходимое для нашего возвращения. Я почувствовал себя оскорбленным: похоже, им в голову не пришло посоветоваться с врачом, бок о бок с ними проделавшим весь этот неблизкий путь, и, похоже, теперь они пребывали в уверенности, что все их проблемы были решены одной-единственной инъекцией глюкозы.

Быстро одевшись, я побрился и отправился проведать мою больную, чья слабость подсказала мне, что ее состояние снова ухудшилось; я понял это даже раньше, чем подошел к ее кровати. Меня сопровождала индийская сиделка, которая, похоже, не знала, что я лечащий врач, и принимала меня, по-видимому, за одного из родственников. Эффект от укола глюкозы был кратковременным. Температура у Эйнат стала еще выше, а ее кожа — еще более желтой, чем накануне. Но что волновало и тревожило меня более всего, это почти полное отсутствие выделения мочи в последние дни. Меняя ей повязку на ноге, я продолжал свои расспросы; ответы ее были не слишком определенными: гепатит был у нее уже не менее месяца, и четкой границы между здоровьем и болезнью она тоже не могла назвать. Я помог ей раздеться и велел лечь на спину так, чтобы я мог не только прощупать ее сморщившуюся печень, но также и почки, которые были немного увеличены. Молодая индуска с удивлением наблюдала за тем, как я старался не касаться обнаженных грудей Эйнат, которые, по сравнению с ее истощенным телом, выглядели большими и упругими.