Владимир Бабенко - Барский театр

Я, не останавливаясь, шел целый день, осматривая все встречающиеся на пути озера в тщетной надежде найти гусей, и только к вечеру добрался до залива, выйдя прямо к одному из таких домиков.

По заливу медленно дрейфовала огромная длинная льдина. Ее верх возвышался, как рубка подводной лодки, а все стометровое тело неясно белело сквозь водную толщу. Около льдины плавало несколько гагар. Вдруг сверху послышался непонятный звук: громкий, шелестящий нарастающий свист. Я поднял голову, ожидая увидеть падающую отработанную ступень ракеты. Но ее не было. Зато в неимоверной вышине замелькали темные точки. А через несколько секунд я понял, что это снижается стая гаг. Утки, на манер соколов, чуть приоткрыв крылья, камнем падали вертикально вниз, издавая те самые свистяще-шуршащие звуки. В полукилометре от земли они, словно тормозящие слаломисты, начали маневрировать, резко бросаясь из стороны в сторону, а когда скорость погасла, вся стая с шумом, распугав гагар, плюхнулась на воду.

«Мой» балок был далеко от поселка и поэтому не пострадал от мародеров. Оказалось, что это была не только рыболовная база, но еще и чья-то дача: кто-то соорудил качели для отпрысков, у стены валялся забытый, выгоревший на солнце пластмассовый петух, а за домом я обнаружил старые грядки, сооруженные на чистом гравии, — следы попыток сельскохозяйственной деятельности.

К заливу вел настил из прогнивших досок. Берег был неприветлив — с оползающими в воду пластами торфа, полупогруженными в ил камнями и редким древесным мусором. На другом берегу залива виднелся Мечигмен.

Внутри домишки было в меру убого и грязно, в углу располагалась печка и запас дров. Я обрадовался, так как мне уже немного надоела палаточная сырость и особенно — холод прикосновения к спине капроновых стен, когда утром выбираешься из теплого спальника.

Единственным внутренним украшением балка была чудесная керосиновая лампа — с пузатым стеклом, по которому снизу ползла короткая трещинка. На дне светильника я обнаружил надпись, из которой следовало, что это, на самом деле шлюпочный фонарь, а год его изготовления — 1934. Сколько десятилетий этот хрупкий светильник скитался по ярангам и балкам вокруг залива и все-таки уцелел!

Ночью шел дождь, крыша, оказывается, протекала, и капли цокали рядом со мной по доскам нар, как редкие шальные пули.

Утром я встал, еще раз порадовавшись, что палаточная жизнь временно прервалась: в балке, при всех его минусах, можно было ходить не согнувшись в три погибели. Я вышел на крыльцо. Дождь прошел, но было пасмурно и, как всегда, прохладно. Когда же у них лето наступит? Пока я об этом размышлял, из-за бугра, метрах в семидесяти, вынырнул волк. Он не торопясь, трусил куда-то по своим делам. В отличие от облезлого песца, этот зверь уже обзавелся летним мехом и поэтому казался очень стройным. Единственным, чем он отличался от волков, виденных мною ранее — в Приамурье и в Азербайджане, — так это огромным ростом: этот в холке был, наверное, с дога. Волк равнодушно взглянул на меня и, не меняя аллюра, проследовал мимо.

Я посмотрел на поселок в бинокль. С расстояния в 30 километров селение казалось аккуратным и чистым. Труба котельной по-прежнему не дымила. Андрей с Анатолием, наверное, все так же добывали питьевую воду, сливая ее из батарей.

Нет, это не изображение птицы, вытесанное из гранита, а потом выкрашенное масляной краской в один из основных колеров буддизма. Такое пернатое действительно существует. Приятного приглушенного синего (скорее матово-голубого) цвета. Чудесная птица. Небольшая, грациозная, можно сказать аристократическая (не то что простоватый и скандальный дрозд-рябинник). И песня у нее красивая: короткая, свистовая и негромкая. А живет она на прибрежных крутых каменистых берегах Южного Приморья. И только там. Эндемик. В общем, птица для эстетов. А учитывая, что она редкая и далекая — то это настоящая мечта.

Однообразная работа в «почтовом ящике» провоцирует у сотрудников развитие хобби.

Глеб, как молодой специалист, попав в одно из таких учреждений, с удивлением обнаружил, что в перерывах в курилках и даже в рабочее время научный и технический персонал огромного авиационного «почтового ящика» вовсе не обеспокоен повышением устойчивости планёра в режиме полета на малых скоростях или проблемами сварки электронной пушкой титановых пластин. Оказывается, большую часть времени одни сотрудники дискутировали о том, какой лучше мастикой покрывать днище жигулей — самопальной отечественной или же фирменной французской, другие делились с товарищами опытом, как из серебряной ложки правильно сделать мормышку, сместив центр ее тяжести так, что даже при слабом движении лески блёсенка натурально играла, и чем эту мормышку следует полировать перед тем, как погрузить в лунку. В этой же аудитории спорили о сортах стали, методах закалки и об углах заточки ледовых буров, которыми эти самые лунки во льду и сверлятся.