Ирвин Шоу - Хлеб по водам

— Верю, — ответил Стрэнд. — И вчера вечером сказал ему, что на меня его поступок произвел самое омерзительное впечатление. Как вы, наверное, заметили, я не сторонник грубых выражений, а эти слова можно причислить как раз к такому разряду. Я сказал, что стыжусь его, а потом встал из-за стола и ушел. А он остался сидеть. Но я понял, переубедить его невозможно. Или он так изменился за последние несколько месяцев, или же всегда был таким, просто я этого не замечал… Как бы там ни было, но он, судя по всему, твердо вознамерился идти своей дорогой. — Стрэнд вспомнил, с чем Джимми сравнил благодарность. С ножом, вложенным в руку парню, — именно так он выразился, — а потом, сказал он, надо еще научить его, как лучше перерезать глотку. — Сын ушел из моей жизни, — признался он умному, пожилому и доброму человеку, что сидел напротив. — Что я теперь могу сделать? Только помахать ему на прощание. Вы уж простите…

Соломон потянулся через стол и ободряюще коснулся руки Стрэнда.

— Знаете, что нам сейчас необходимо? Просто позарез? Выпить по глоточку бренди. Самого лучшего бренди, который тут имеется.

И они выпили по рюмке бренди, а потом Соломон сказал, что у него в офисе назначена встреча с каким-то композитором.

— Он маленько чокнутый, — объяснил Соломон. — Приходит в контору по делу только по субботам. Говорит, что это его счастливый день. Из-за этого сукина сына я уже пропустил две поездки в Палм-Спрингз и уик-энд, во время которого собирался покататься на лыжах. Хочешь заняться музыкальным бизнесом, а, Аллен? — с улыбкой спросил он.

— Нет уж, спасибо, — ответил Стрэнд. Чуть позже он с грустью следил за тем, как Соломон идет через зал к дверям — просто образчик успеха и процветания, вальяжный, уверенный в себе, — добродушно приветствуя взмахом руки сидевших за другими столиками знакомых.

Он находился на вокзале «Гранд-Сентрал», ждал поезда на Коннектикут, который должен был отправиться в три двадцать одну. Молодая парочка — высокий парень и хорошенькая маленькая девушка — отчаянно целовались на перроне, словно им предстояла разлука на долгие годы. Стрэнд не сводил с них глаз — его забавляло и одновременно смущало столь пылкое проявление страсти на людях. По дороге из ресторана он неотступно думал о Джимми, который пустился бог знает в какую авантюру на волне, так сказать, секса. Думал он и о Кэролайн, этой разрушительнице семейного очага, которая мучила всех мужчин подряд, если, конечно, верить словам несчастной жены учителя биологии. Вспоминал об Элеонор, которая торчит где-то в далеком маленьком городке в Джорджии лишь потому, что, по ее словам, не может жить без любимого человека, а тот, в свою очередь, не может жить без нее. Перспектива завершить уик-энд в одиночестве, в опустевшем, продуваемом всеми ветрами кампусе, грела все меньше и меньше и казалась все менее привлекательной. Все же в этом старом городе что-то есть, соки по-прежнему бродят. Впервые за все время ему была ненавистна мысль о том, что Лесли нет рядом. Стрэнд вспомнил строчку из ее письма. Она, видите ли, парит в небесах. Он бы тоже парил, если б оказался в Париже. Стрэнд резко отвернулся от все еще обнимавшейся парочки и перешел на ту сторону платформы, вдоль которой выстроились в ряд телефонные будки. Нашел номер в справочнике, бросил в щель двадцатицентовик и набрал. Долгие гудки. Раз десять. Никто не подошел. Джудит Квинлен не было дома. Он повесил трубку, выудил монету и поспешил обратно, туда, где на платформе уже открылись ворота для посадки. И едва успел вскочить в последний вагон, как поезд тронулся и отошел от станции. Он шел по вагону в поисках свободного места и вдруг увидел ту самую маленькую девушку, которая целовалась с парнем на вокзале. Она плакала, прижимая к глазам скомканный носовой платок.

Все же счастливые они, эти женщины, подумал он, усевшись напротив. Они могут плакать…

Секунду он раздумывал над тем, стоит ли подняться и пересесть на свободное место рядом с девушкой. Утешить ее, возможно, утешиться самому. Но он в жизни не знакомился таким образом с девушками и подумал, что начинать уже поздно.

Одинокий и страдающий от собственной добродетели, согрешивший в мыслях и уже испытывающий угрызения совести от несостоявшегося греха, не вкусивший ни капли сладости, что дает этот грех, проклинающий себя за то, что не хватило ума позвонить прямо с утра Джудит Квинлен и сказать, что он в Нью-Йорке, Стрэнд рассеянно смотрел в окно. А поезд тем временем выехал из туннеля под Парк-авеню и, громыхая на стыках, устремился дальше, вперед в заходящих лучах бледного зимнего солнца.