Эмилия Пардо Басан - Рассказы

Принц опустил голову на руки, и вздох, полный муки, вырвался из его груди. Он плакал о своей юности, которой вынесли безжалостный приговор:

— И никак нельзя этого избежать?

— Есть один способ. Пусть твое царство, твоя слава — все это пусть останется здесь с тобой и все будет предано покаянию. Только тогда я позволю тебе не лишаться милости небес, приложу всю свою силу, всю свою волю и мою добродетель. Если ты это сделал, чтобы все было как раньше, чтобы снова жить во дворце, оставить свою силу, свою власть, то тебя ожидает нечто намного худшее, чем ты можешь представить. Ты станешь в итоге рабом других существ, гораздо более свирепых, чем тигрица — своих страстей, они только и ждут момента, чтобы освободиться. До сего дня тебя звали Справедливым. С этого момента тебя назовут Тираном. Ты не понимаешь, что это возможно, я знаю, что это может случиться, потому что тебя бы растерзал зверь гордыни, и ты бы стал человеком только по виду. Юдистира, моли богиню Кали, чтобы она перенесла тебя в другую сущность. Возвысь сердце, сядь на краю источника, не двигайся, пока птицы делают гнезда в твоих душистых волосах.

Принцу надлежало последовать совету аскета, ему следовало бы стать скромным отшельником, но он увидел, как отвратительная муха попалась на глаза отшельнику, и он, настолько превосходящий ее по внешнему виду и форме, не испугался ее. Принц не мог принять такое отношение к жизни, как к ценности: не мыться, не менять белые туники, когда они становятся грязными, не пить свежие напитки, когда садится солнце. Он поднялся, позвал своих людей, не обращая внимания на то, что уже была ночь, двинулся в обратный путь.

Когда они шли через дремучий лес, случилось так, что его свита отошла в сторону. Принц, испугавшись, закричал, чтобы они подошли к нему, чтобы прикрыли его. Было поздно. Из-за заросшей изгороди выскочила тигрица упругим сильным прыжком, Юдистира почувствовал, как острые белые зубы впились в этот раз не в плечо, а в шею, в его жилах ее горящий язык смешался с теплой и сладкой кровью.

Экспедиция была утомительной: мы странствовали по крутым тропам и горным и дорогам, и после того, как завтракали холодными закусками, сидя на поросших мхом камнях каменной крепости, в тени заброшенной башни, принадлежавшей кому-то феодалу, участников экспедиции охватила блаженная усталость, которая погрузила их в сон. Менее поддались сну я и археолог я: он был увлечен изучением этих почтенных камней, а у меня пробудилось воображение и погрузило меня в грезы, совершенно непохожие на обычный сон. Вместо того чтобы расположиться в прохладном месте, по краям окруженном зарослями лавров, мы начали, как могли, подниматься на крепостную башню, карабкаясь по ее неровной беспорядочной каменной кладке, чтобы сесть на ее вершине и смотреть через прелестное окно со средником, покрытое тканью, откуда можно было рассматривать долину и португальские горы, синий амфитеатр, который заключал в себе романтическую перспективу.

Мне была ведома легенда о башне Диамонде, такая, какой мне ее рассказали пастухи, которые пасли свой скот на окрестных пастбищах, виноградари, которые выращивали и собирали виноград в этом старом графстве, но мне, к несчастью, пришло в голову археолога, имеет ли легенда нечто общее с историей, с тем, что произошло по-настоящему.

Он задумался, погладил свою седую бороду и вот что мне сказал, после того как наморщил лоб и снова обратил свой взор на разрушенные стены, которым было не меньше пяти веков:

— Когда мы представляем себе жизнь феодальных сеньоров того времени — четырнадцатого-пятнадцатого века, эпохи, когда были возведены эти стены — глубоко убеждены мы в том, что существовала большая разница между тем, как жили влиятельные люди и простонародье, между торговцем и биржевиком наших дней и крестьянином или каменщиком, лежал двойной ров, который отделял могущественного сеньора Диамонде от последнего из своих слуг и подданных.

— Вот эта башня, — сказал он громко. — Какие удобства, какая спокойная почтенная жизнь скрывалось в ее узких стенах? А для тех, кого мы видим в реальности (реальность тех эпох мы созерцаем только в поэзии) та жизнь, которая текла в Диамонде, и самые бурные страсти, которых было всегда предостаточно и в ту отдаленную эпоху и в нынешнее время, были настоящим источником драмы, которая и породила легенду. Говоря о том, я уничтожу всяческую романтику, но если мы можем реконструировать то, как жили тогда, с помощью документов и подлинных свидетельств, мы увидим, что мужчины и женщины были такими же, как всегда.