Кристина Арноти - Африканский ветер

— Я хотел бы узнать стоимость билета туда и обратно до Лос-Анджелеса…

— Какой класс?

— Туристический.

— Когда вы хотите вылететь?

— Через пару недель. Скажем, 15 мая…

— Сейчас я проверю, есть ли свободные места.

Она отправила запрос по компьютеру.

— Вы желаете забронировать билет сегодня?

— Да, но с открытой датой возвращения…

Мне оставалось выкупить билет накануне вылета. Выйдя снова на Елисейские Поля, опьяненный собственной смелостью, я стал размышлять о том, как мне получить согласие на этот отпуск. Директор конторы, некто по фамилии Гарро (удавка) — я больше уже не насмехался над его фамилией, — держал меня на коротком поводке. Скоро должно было исполниться два года, как я составлял за него отчеты, он пользовался, как хозяин, моими идеями, моими связями, а чтобы лучше меня использовать, возвел стену между высшим руководством и мною. Я также писал некоторые выступления и переводил на английский и немецкий фразы главного босса Дюпюи. Он цитировал меня в ходе своих поездок за границу.

Придя в контору, я был так любезен со своей секретаршей, что она решила: он болен. Я искал случая, чтобы обратиться к Гарро. Ни при каких обстоятельствах он не должен был знать о моих планах и о том, какое я придавал значение этой поездке. Такой случай представился около кофеварки. Я сказал ему, что хотел бы переговорить по поводу одного проекта, и он пригласил меня к себе в кабинет. Я объявил, что хочу съездить в США по личным делам, и напомнил о возможности выхода на новые рынки благодаря моим связям.

— У меня нет принципиальных возражений, — сказал он слащавым голосом, — но приближается сезон отпусков… А вы берете отпуск раньше. Это время никоим образом не устраивает фирму, но, выслушав вас, я предлагаю сделку. Не желаете ли возглавить без повышения в ближайшем будущем вашей заработной платы развитие американского сектора?

Он понизил голос:

— Мы в это не особенно верим, но в наше время надо запускать престижные проекты, даже если это в Америке практически невозможно… или надо быть намного богаче, чем наша компания. Вы, кажется, неплохо знаете этих людей. Помогите же нам, и Гарро поможет вам.

Он улыбнулся.

— Небольшая дополнительная работа не должна вас испугать. Вы — очень честолюбивый человек. Этакий хитрец…

Он произнес слово «честолюбивый» таким тоном, словно речь шла о некой болезни, передающейся половым путем. Он не имел и десятой доли моего образования, но по каким-то непонятным причинам был любим руководством. Возможно, его считали неоспоримым фирменным знаком тихой и спокойной посредственности. В течение всего времени нашего знакомства он пил мою кровь. Я утешал себя как мог. Но использование моих знаний и его ставило в зависимое положение. Если он не хотел потерять лицо, то должен был заботиться обо мне и в первую очередь — удерживать на работе.

— Вы уже могли оценить мою преданность фирме…

— Конечно, — сказал он мне с видом гурмана, — Что ж, Ландлер, езжайте за границу, если сердце вам подсказывает.

Но придет день, и вы поймете, что ничто не может сравниться с красотой нашей страны. Зачем ехать куда-то? Видите ли, Ландлер, вот я почти никогда не выезжаю за рубеж. У меня есть старый домик в Крез.

Я вышел из его кабинета, довольный тем, что мне удалось сохранить полную безмятежность. Молча улыбаясь, я поносил его всякими словами. У меня для Гарро был припасен специальный набор оскорблений. Я был доволен тем, что мне давали отпуск, что у меня уже было забронировано место в самолете до Лос-Анджелеса, и я больше не буду тянуть резину. Мне оставалось лишь уломать старого Жана. Я ушел из офиса без пятнадцати семь вечера, взял такси и доехал до улицы Акаций. Мне надо было забрать машину и встретиться с малоприятным королем жмотов — моим дядюшкой. Он жил в доме, построенном в 1880 году, без лифта. Это была крысиная нора на шестом этаже. Запах еды преследовал меня с детства: жареная картошка на прогорклом масле. Старый Жан время от времени грозил мне перевести все имущество в пожизненную ренту: «Я растрачу все деньги, чтобы тебе ничего не досталось». Его квартира, даже в таком запущенном состоянии, стоила не меньше миллиона франков.

В пеньюаре сомнительного цвета, старый Жан все свое время проводил за созерцанием леса антенн на крышах соседних домов и подсчетом прибавочной стоимости своей квартиры.

Я медленно поднялся наверх, позвонил и услышал шорох его домашних тапочек по трескучему паркету. Я назвался, и он отрыл дверь. Весь сморщенный, с редкими седыми волосенками на лысом черепе, он смотрел на меня своими маленькими глазками и походил на хищника.