Дорис Лессинг: Великие мечты

В очередной раз проснувшись от собственных слез, Фрэнсис почувствовала, что ее обнимают руки Руперта.

— Пойдем на кухню, я сделаю тебе чаю.

И когда они спустились, то за столом застали Колина — перед ним стояла бутылка вина.

За окном был глухой мрак зимней ночи. Руперт задернул занавески, сел рядом с Фрэнсис, положил ей на плечо руку.

— Вы двое должны наконец принять решение. И что бы вы ни решили, с этого момента вы должны выбросить из головы все остальные варианты. Иначе вы изведете себя и других.

— Правильно, — кивнул Колин и потянулся к бутылке.

Руперт сказал:

— Послушай, старина, не нужно больше пить, будь молодцом.

Почему-то Фрэнсис задело то, что ее мужчина, не отец ее сына, берет на себя роль отца: Руперт говорил так, будто перед ним сидит Уильям.

Колин оттолкнул бутылку.

— Мы оказались в безвыходном положении.

— Да, — согласилась Фрэнсис. — Что мы взваливаем на себя? Вы понимаете, что я буду мертва к тому времени, когда мальчики получат дипломы?

Рука Руперта на ее плечах напряглась.

— Но мы должны оставить их, — произнес Колин агрессивно, слезливо, умоляюще. — Если два котенка попытаются выбраться из ведра, в котором их топят, вы же не станете заталкивать бедолаг обратно. — Того Колина, который говорил это, Фрэнсис не видела уже многие годы, а Руперт вообще не встречал еще этого страстного юношу. — Так не делают! — восклицал Колин, нагибаясь через стол, направляя горящий взгляд на Руперта, затем на мать. — Не станете же вы заталкивать бедолаг обратно. — Вой вырвался из его горла; давно уже Фрэнсис не слышала этого воя. Он уронил голову на сложенные на столе руки. Руперт и Фрэнсис говорили глазами, без слов.

— Я думаю, — наконец произнес Руперт, — у вас есть только один путь.

— Да, — кивнул Колин, поднимая голову.

— Да, — сказала Фрэнсис.

— Тогда решено. И теперь выбросите все остальное из головы. Немедленно.

— Должно быть, шестидесятые навсегда поселились в нашем доме, — сказал Колин. — Нет, это не моя фраза, так Софи говорит. Ей кажется, что все это чудесно. Ей, конечно, легко говорить, ведь вся работа упадет не на ее плечи. Разумеется, она заявила, что будет участвовать — во всем. — Он засмеялся.

Когда оба они вернулись в кровать, Руперт сказал:

— Знаешь, мне кажется, я не перенесу, если ты умрешь. К счастью, женщины живут дольше мужчин.

— А я не могу представить, как можно быть без тебя.

Два этих умных и смелых человека редко говорили о своих чувствах. «Кажется, у нас пока неплохо получается» — это был максимум, что они позволяли себе. Настолько выбиться из рамок, накладываемых возрастом, — это требует определенной смелости; любить друг друга столь глубоко — в таких вещах редко признаются, даже самым близким людям.

Потом Руперт спросил:

— А что это за случай с котятами?

— Понятия не имею. В нашем доме такого точно не могло быть, да и в школе вряд ли. В прогрессивных школах не топят котят. Во всяком случае, не при учениках.

— Где бы это ни случилось, Колин надолго это запомнил.

— И никогда раньше не упоминал.

— Когда я был маленьким, то видел, как банда мальчишек мучает раненого пса. Тогда я узнал о природе человека больше, чем за всю остальную жизнь.

Начались уроки. Руперт учил Умника и Зебедея математике — помимо таблицы умножения, их познания по этому предмету равнялись нулю, сказал он, однако мальчишки так быстро все схватывают, что сумеют нагнать школьную программу. Фрэнсис выяснила, что читают оба превосходно и при этом запоминают текст целыми кусками. Они цитировали наизусть «Маугли» и Энид Блайтон, «Скотный двор» и Харди, но о Шекспире даже не слышали. Этот недостаток Фрэнсис готова была устранить, тем более что мальчики уже приступили к освоению книжных полок в гостиной. Колин предложил вести занятия по истории и географии. Маленький атлас Сильвии сослужил хорошую службу: знания Умника и Зебедея о мире были широки, хоть и не глубоки. Что касается истории, то они изучали ее по книге отца Макгвайра «Папы римские эпохи Ренессанса» и мало что знали сверх этого трактата. Софи водила мальчиков в театр. А Уильям, без просьб с чьей-либо стороны, стал учить юных цимлийцев по своим старым учебникам — и эти уроки оказались для них самыми полезными.

Уильям говорил, что их усердие приводит его в замешательство: он сам был очень ответственным учеником, но по сравнению с ними…

— Можно подумать, что для них уроки — вопрос жизни и смерти. — И добавил, совершив для себя открытие: — Наверное, для них это и есть вопрос жизни и смерти. Допустим, я всегда могу бросить учебу и стать…