Дорис Лессинг - Великие мечты

Сильвии были предложены крокодильи хвосты в розовом майонезе и сердцевина пальмы, импортированная из Южной Америки. Ее сердце рвалось от плача, да, в ее душе не смолкал тихий вой все то время, что она сидела подле прекрасной жены Эндрю. Он не продлится, этот брак, достаточно одного взгляда на то, как они ведут себя — с гладким самодовольством откормленных котов, — чтобы понять, что Мона сказала Эндрю «да» ради того только, чтобы иметь возможность обронить лениво: «Мне всегда нравились мужчины в возрасте», или чтобы досадить молодым ухажерам, а сам Эндрю, долго оставаясь холостым и вызывая толки известного рода, несмотря на то что считался «другом» дюжины хорошо известных дам, просто вынужден был наконец продемонстрировать свой флаг и четко заявить о своих сексуальных предпочтениях, и он это сделал, смотрите, вот она, его жена-ребенок.

Сильвия глядела вокруг и приходила в отчаяние. Она думала о своей закрытой больнице, а жители окрестных деревень тем временем болеют, получают травмы… В день ей приходилось оказывать помощь тридцати-сорока людям. Она думала о нехватке воды, о пыли, о СПИДе, она не могла воспрепятствовать этим старым, заезженным мыслям, которые приходили слишком часто и бесцельно. Сильвия мысленно представляла себе лица Зебедея и Умника, безутешные, потому что они так мечтали стать врачами… Как плохо она со всем справилась; должно быть, это ее вина, что все так закончилось.

Мона болтала с человеком, сидящим слева от нее, рассказывая, что родилась в одном из беднейших районов Кито. Ей повезло: красивую девушку заметил делегат конференции по костюмам народов мира и увез ее в Штаты. Мона признавалась своему соседу, что считает Цимлию «дырой», что на здешних улицах все ей напоминает о том, чего она избежала, счастливо покинув Эквадор.

— Вообще-то мне нравится Манхэтген. Там есть все, правда? Не понимаю, как человек может захотеть уехать оттуда.

За столом заговорили о ежегодной конференции, которая шла в календаре мероприятий следующей. На нее съедутся со всего света около двухсот участников и будут в течение недели обсуждать программную речь на тему «Перспективы и последствия бедности». Где ее провести? Делегат из Индии, симпатичная женщина в пурпурном сари, предложила Шри-Ланку, хотя там следует проявлять осторожность в связи с деятельностью террористов, но зато в мире нет более прекрасной страны. Джеффри Боун сказал, что он провел три дня в Рио на конференции, посвященной угрозе мировой экосистеме, и что там есть такой отель… Но, заметил японский джентльмен, в прошлый раз ежегодная конференция проводилась в Южной Америке, и на Бали тоже есть отличный отель, той части света тоже следует оказать честь. Обсуждение гостиниц и их достоинств продолжалось большую часть ужина, и сошлись все на том, что настала пора осчастливить своим присутствием Европу, как насчет Италии, только нужно будет принять жесткие меры безопасности, ведь все делегаты конференции — такие соблазнительные мишени для негодяев, что похищают людей с целью выкупа.

В результате согласились на Кейптауне, потому что апартеид в Южной Африке вот-вот должен был рухнуть, а всем так хочется выразить свою поддержку Манделе.

Кофе подали в соседнем помещении, где Эндрю произнес речь, якобы прощаясь со всеми, но на самом деле он по большей части выражал надежду увидеть их всех через месяц в Нью-Йорке — на конференции. И потом Джеффри, Дэниел, Джил и Джеймс подошли к Сильвии, чтобы сказать, что сперва не узнали ее и как здорово встретиться с ней после стольких лет.

— Ты была такой прелестной девочкой, — призналась Джил. — Ой, нет, я не хотела этим сказать… Просто ты всегда казалась мне сказочной феей.

— А теперь только посмотрите на меня.

— Или на меня. Да, на конференциях хорошей фигуры не заработаешь.

— Не пробовала сесть на диету? — поинтересовался по-юношески худой Джеффри.

— Или съезди в санаторий, — посоветовал Джеймс. — Я каждый год езжу в санаторий. Иначе никак. В палате общин слишком уж много соблазнов.

— Наши буржуазные предки ездили в Баден-Баден или Мариенбад, чтобы сбросить жир, набранный за год переедания, — сказал Джеффри.

— Твои предки, — поправил его Джеймс. — Я — внук бакалейщика.

— Надо же, как повезло, — отозвался Джеффри.

— А мой дед был помощником землемера, — вставила Джил.

— А второй мой дед был фермером в Дорсете, — сказал Джеймс.

— Поздравляю, — подвел итог Джеффри. — Ты победил. С этим никто из нас не сравнится. — И он ушел, помахав рукой Сильвии, Дэниел тенью следовал за ним.