— Покрепче привязать тебя к этой воображаемой даме?
— Я уж и не знаю, что думать, Коринна… я вообще не понимаю, на каком я свете.
Она вынимает сережку из уха и вертит ее на пальце, подавляя вздох.
— А ты не думаешь, что твои поднадзорные попросту разыграли тебя, чтобы посмеяться или навредить тебе?
— Ну, конечно, это было первое, что мне пришло в голову. Но ведь я проверил в архиве: и дата и имя — все совпало. Эти люди, с их убеждениями, выглядят чокнутыми, но… как бы это сказать… В их сумасшествии есть своя логика. Некое знание, не имеющее ничего общего со слепой верой: оно основано на определенном методе, на материальном воплощении, на практическом смысле…
— По-моему, все, что ты перечислил, годится для описания секты, разве нет?
— Нет. Они могут быть кем угодно, только не сектантами. Они не завлекают меня в свои сети, а всего лишь передают послания. Причем, крайне бесцеремонно, и это не может не шокировать. Но, похоже, они действуют помимо воли, а потом сожалеют о том, что натворили. А главное, эмоции, которые я испытываю по отношению к этой Изабо, совершенно… искренни. Я чувствую себя «своим» в этой истории, как будто некая часть моего существа на самом деле пережила ее. Ну, представь себе, что какой-нибудь тип подошел ко мне на улице и заявил: «Здравствуй, я твой отец!», представив неопровержимые доказательства, он поверг бы меня примерно в такое же состояние.
Она допивает свой «Манхэттен», снимает с края бокала кружок апельсина, складывает его пополам и сосет, искоса поглядывая на меня. Я добавляю — ясно отдавая себе отчет, насколько нелепо это звучит, — что все вышесказанное отнюдь не грозит нашей семейной жизни.
— Конечно, нет. Это же так удобно.
Я недоуменно смотрю на нее: что значит «удобно»? Коринна разъясняет:
— Это значит, что связь с потусторонней любовницей очень удобна: ни женских волос на твоем пиджаке, ни запаха чужих духов. Скажи мне откровенно, Жан-Люк, чего ты добиваешься?
— Да ничего я не добиваюсь! Не я же затеял всю эту кутерьму!
— Не ты, но ты ее принял. Ты только что рассказал мне свой сон — ночь страстных объятий, проведенную с юной и пылкой любовницей, которая освобождается от своих цепей благодаря тебе, то есть ложась под тебя. Извини за грубость, но иначе это никак не назовешь.
Она роняет свою сережку в пепельницу, в кучку фисташковых скорлупок. Я открываю рот, чтобы возразить, но она меня опережает:
— Я прекрасно понимаю, что не очень-то вежливо выразилась, но виновата лишь отчасти. Меня угнетают не только неприятности на работе и проблемы с Жюльеном. Есть еще кое-что: ты меня отвергаешь.
— То есть?..
— То есть, тебе со мной скучно, вот в чем дело, Жан-Люк. Я слишком приземленный человек, я не вдохновляю тебя на мечты, я просто люблю тебя, вот и все.
Глаза Коринны наливаются слезами.
Мои тоже. Я беру ее руку, но она ее отдергивает.
— И ты ищешь мне замену — что ж, это нормально. Дело даже не в том, кого ты нашел — реальную женщину или воображаемую. Мне больно не оттого, что ты мне изменяешь, а оттого, что я такая, какая есть.
— Ну, что за глупости! Ты мне дорога именно такой, какая есть.
— Нет, просто тебя устраивает эта жизнь, вот и все. Чем плохо — крыша над головой, мое сердце и мое тело, половинная квартплата и сын от другого мужчины. Ты нашел здесь пристанище и тебе не хочется уходить. Но я же чувствую, как ты угнетен и разочарован тем, что вынужден довольствоваться малым, и мне невыносимо это видеть… А ведь я мечтала создать для тебя иную жизнь, стать иной женщиной!.. Иногда я сама ужасаюсь своим мыслям…
Она хватает сумку, роется в ней, ничего не находит. Смотрит на бумажный платок, который я ей протягиваю, но не берет. Я кладу его на стол между нами. И мы сидим молча, глаза в глаза, слушая, как дама в глубине бара — перезрелая красотка с пышными формами, затянутыми в серый костюмчик Chanel , — одного за другим отвергает по мобильнику троих претендентов на должность директора по кадрам, которой они, по ее мнению, никак не соответствуют.
— Коринна, о каких мыслях ты говоришь?
— Иногда мне хочется, чтобы Жюльен уже вырос, ушел из дома, а мы с тобой могли еще раз начать с начала. Только ты и я — вдвоем. Сбыть с рук этот дом, выплатить кредиты, сменить профессию, уехать куда глаза глядят… А потом я вдруг начинаю ненавидеть тебя, злиться на то, что ты занял столько места в нашей жизни, на то, что Жюльен привязан к тебе больше, чем ко мне, на то, что ты разрушил наш с ним оборонительный союз, — если ты сейчас бросишь меня, что с нами будет, с ним и со мной?
Читать дальше