Дидье Ковеларт - Прошлой ночью в XV веке

Когда машина тормозит у светофора на авеню де ла Гар, он поворачивается ко мне и, прищурившись, внимательно рассматривает:

— Вы прекрасный работник, Тальбо, это даже не обсуждается. Но почему-то меня преследует мысль, что вам лучше бы изменить профессию — по-моему, вы созданы для того, чтобы писать!

Я отвечаю, что мне хорошо известна тенденция к сокращению объема работ в государственной сфере, но поскольку я не питаю никаких иллюзий по поводу своего литературного таланта, то, пожалуй, повременю с заявлением об отставке. Он даже не улыбается и продолжает изучать мое лицо.

— Это вопрос не таланта, а предмета писательства. А предмет у вас есть, я это явственно чувствую, сегодня за обедом я впервые ощутил, что он оживает, трепещет в вашей душе, вы уж поверьте моему опыту. С вами что-то произошло, Тальбо. И это «что-то» просит выхода.

Я срываюсь с места, безжалостно рванув ручку переключения скоростей. Шеф спохватывается, просит прощения за вмешательство в мою личную жизнь и интересуется, что я думаю насчет циркуляра BF-413 , который нам прислали из Министерства финансов.

Вернувшись на работу, я попросил у одного из сотрудников электробритву. Под ее пронзительное жужжание мысли мои бешено помчались вскачь, и причиной этого был не только средневековый облик, приписанный мне господином Кандуйо.

Я все сильнее ощущал свою раздвоенность. Она шла изнутри: я нес в себе другую жизнь, которая, вытекая из моей собственной, с каждой минутой проявляла все большую самостоятельность, обретала власть, выдвигала свои требования. Что мне было с ней делать — вырвать из себя эту часть своего существа, пока не стало слишком поздно, или пройти сей путь до конца?

Когда я рассказывал о Бенуа Жонкере, за ним все время смутно маячила тень Изабо.

Что же их связывало? Да ничего, разве только горькое сознание чьей-то загубленной жизни и собственной жестокости, которую всегда можно оправдать, но вот надо ли?! Мы бежим от последствий своих поступков, и это порождает новые несчастия — таков был смысл последней фразы, брошенной мне почтальоншей сегодня утром: «Подумайте хорошенько, не случалось ли Жан-Люку Тальбо в его нынешней ипостаси предавать или бросать кого-то? Может, в этом-то вся загвоздка?»

И я ничего не мог поделать: стоило мне разбудить в своей душе чувство вины перед ресторатором из верхнего Вара, как оно тут же отзывалось эхом вины перед Изабо, и угрызения совести пресловутого Гийома д'Арбу разрастались в моей душе как раковая опухоль. Так способна ли «терапия фифти-фифти», к которой склоняла меня Мари-Пьер, стать действенным лекарством от шизофрении? Можно ли позволить влюбленному призраку завладеть моими ночами с тем, чтобы он оставлял меня в покое в дневные, рабочие часы? Вряд ли — если принять во внимание инцидент на стоянке.

Подъехав после ресторана к налоговому управлению, я ждал, когда охранник поднимет шлагбаум, и тут к машине подошел мертвецки пьяный нищий. У меня было открыто окно, и, заглянув в него, нищий сунул мне монету в десять сантимов, со словами:

— Долгой вам жизни, мессир!

И шатаясь отошел. Я изумленно созерцал монету у себя на ладони.

— Ну, дожили! — весело заметил мой начальник. — Вот вы уже и нищих сподвигли платить налоги! И подушной, и соляной!.. Не говорил ли я вам, что в вас дремлет знатный сеньор?! Странное дело, за столом я пил только воду, но, глядя на вас, испытывал такое чувство, будто тоже живу в каком-то ином времени… Будто я… как бы это сказать… сюзерен, посвятивший вас в рыцари. Вот так. Но, в любом случае, спасибо за компанию — этот обед меня чрезвычайно развлек.

Значит, одного только предположения, что я несу на себе печать существования какого-то Гийома, хватило, чтобы во мне проявились внешние признаки знатности? И чтобы магнетическая сила предшествующей жизни начала властно притягивать ко мне жизни других людей? Нет, это было бы так же глупо, как вести счет всяким нелепым происшествиям или подозревать господина заместителя управляющего государственными финансами города Шатору в том, что он, вкупе с нищим бродягой, встал на моем пути, будучи сообщником почтальонши, решившей во что бы то ни стало отфутболить меня обратно в XV век.

Я рассматриваю свои гладко выбритые щеки в маленьком зеркальце у вешалки и возвращаю бритву своему коллеге Бергу, затем снова берусь за мобильник. Включаю меню «Сообщения», выбираю последнее из них — тот самый пустой экран, нахожу номер абонента и нажимаю кнопку «Вызов».