Иван Зорин - Повестка без адреса

— Образцы мыла, — предъявил он чемодан пограничникам. — Мы дилеры «Johnson and Johnson», осваиваем прибалтийский рынок.

Упоминание известной фирмы подействовало магически — пограничники взяли под козырек.

— Железные у тебя нервы, — пробормотал Циклоп, скрывавшийся за свежим номером «Ригас Балтас».

И отвернулся к окну, за которым поплыли аккуратно расчерченные поля.

— А знаешь, Седой, — сказал он через минуту, — может, мы зря всё это затеяли? Вон пасутся коровки, жуют себе травку. И хозяева их такие же — растят детей и не о чём больше не думают. А мы? Всю жизнь по свету носимся, топчем планету. А ради чего? Завели детей — так надо воспитывать…

— Мы и воспитываем, — отмахнулся Седой. — Личным примером. — Но помолчав, добавил: — А кто из нас семейный? Рыжий — всю жизнь холостяк, Шмель в разводе, Неробеев — тоже, его жена бросила, когда он в госпитале валялся. Вася Саблин — бобыль, у него в каждом городе по жене. А Шатун — по натуре сыч-одиночка. Остаёмся мы с тобой. Дети у нас взрослые, и скажи по совести — нужны мы им? На ноги поставили, теперь и без отцов проживут, вырастут без эдипова комплекса. А часто ты их видел, когда по командировкам мотался? Нет, брат, семейное счастье не для нас!

Он хотел, было, добавить, что они люди государевы, пошутить, что «наши жёны — пушки заряжёны», но, увидев посерьёзневшего Циклопа, сдержался.

Квартира у Шмеля оказалась в центре, к тому же просторная, всем нашлось место. Но Шмелю в ней оставалось жить недолго, вернулся сын её прежнего владельца, предъявил права, и суд предоставил Шмелю выбор — или переселиться, или платить бешеные деньги, которые заломил за аренду новый хозяин.

— Были времена, — вздохнул Шмель. — А теперь с нами не считаются, унижают национальную гордость, а руководству чихать. Паркетные генералы, шаркуны ковёрные разжирели, как боровы, морды наели — в телевизор не влезают!

— Поразите пастырей, и паства рассеется, — процитировал Шатун.

Шмель недовольно морщился.

— Ты в Москве давно был?

— Давненько.

— Теперь не узнаешь! Ничего русского — билдинги, офисы… Она сама по себе, а Россия — сама.

— Вроде Гонконга, что ли?

— Вот-вот, международная столица финансовой империи, и всё это под чисбургеры, японское суши, американский сленг… Вешают лапшу на уши, говорят Москва — это Самара 2012, Тамбов 2015, Брянск уж и не знаю какого… Вроде как будущее России, её витрина. В таком случае и Абрамович — это бомж 2300 или средний россиянин через сто лет.

— Во, врут, — покрутил головой Шатун, — только от этого не легче.

Гунар Озолиньш был «в законе». В советские времена его сажали, не успевая выпускать. В лагере он косил под диссидента, добивавшегося освобождения Латвии. Однако патриотизмом у него и не пахло, по сходной цене Озолиньш продал бы мать родную. На своём веку Гунар повидал всякое — держал воровской «общак», был «чёрным банщиком» — мочил стукачей, доносивших лагерным властям, в девяносто первом добивал рижский ОМОН… Вышел на него Шмель, а на встречу пошёл Седой. Сидели в уютной кофейне, которую «крышевали» люди Озо-линына, поэтому хозяин буквально стелился. Одетый с иголочки иностранец — говорили по-русски, но по наигранному акценту Гунар принял Седого за американца — произвёл впечатление, он, казалось, видел собеседника насквозь. «Ну, сколько ты сейчас стоишь, — оценивал он с американской беспардонностью, — тысяч триста, не больше. А тут — миллионы. И в один день!»

Гунару давно осточертел сырой прибалтийский климат, ранние сумерки, от которых зимой ныли кости, на старости хотелось податься к солнцу, на острова с чернокожими девочками и белым песком. Да и мелочёвка надоела, а дело представлялось выгодным. Но Гунар был осторожен. Он раз за разом переспрашивал, уточняя детали, стараясь выудить из «американца» больше, чем тот собирался сказать. Шутка ли, предлагалось хапнуть весь валютный резерв страны! Гунар крутил и так и эдак, но «американец» оказался ушлым, был ему не по зубам. И всё равно предложение выглядело заманчивым. «Американец» обещал устроить крупную заварушку, которая оттянет силы полиции на побережье, оставит на пару часов беззащитными банки Старого города.

«Время собирать камни, — поедал глазами “американец”. - Time is money».

Дело сулило выгореть.

И Гунар не устоял, тут же под кофе хлопнули по рукам.

«Час X мы сообщим позднее, — бросил на прощанье “американец”. — Тогда не зевайте…»

На улицу лишний раз старались не показываться, коротали вечера за чаем.