Роман Солнцев: Поперека

Он прекрасно видел, как все время плачет Наталья, как в дверях стоят сам главврач, Соня и Люся маячат в белых халатах. Вот пришел сын, и все оставили его с отцом.

“Вот так и бывает... так и в кино показывают, – подумал Поперека. – А что делать? Наверное, хана”.

– Если умру... – прошелестел Петр Платонович, – ты знай... ты мое продолжение... Если честно: я не спас огород от урановой грязи. Мы сгорим, истлеем через пять-семь лет. Прости. Мне не верит никто, кроме двух-трех микрочастиц, которые живут микросекунды... Первый раз – не последний... и еще руки дрожали... Съела тебя, скушала провинция, как свинья поросенка. Так говорил поэт Блок. Стал как все: жалкий и тщеславный. Раскрылся, раскрылся, как краб, которого небрежно перевернули носком ботинка...

И что-то еще бормотал Поперека, теряя сознание и приходя в себя.

Пришел Рабин.

– Петр Платонович, я спросить по работе...

“Понятно, понятно... хотят внушить, что выкарабкаюсь”.

– Потом... – с трудом раздвинул губы Поперека. – Когда меня разыграли, ну, ты знаешь... могли бы смайлик нарисовать...

– Вася раскаивается... – сказал Рабин. – Совсем уехал из нашего города.

– Напрасно. Хороший инженер. Ну, почему я стал глупый... смайлик мне нужен... смайлик... – И он перевел взгляд на Кирилла, который не плакал, а сумрачно, твердо смотрел на отца. – Не уезжай. Понимаю, и там жизнь. Но тут... сам понимаешь...

Он опять потерял сознание. Когда очнулся, зной прохватывал его. Над ним посвечивала капельница. Рядом, сидела, сгорбившись Наталья.

– Что?.. – прохрипел Поперека. – Душно...

– Дорогой мой... – она взяла его руку и принялась целовать.

– Скоро, да?

– Что?..

– Ты поняла. Скажи... Я должен знать... чтобы тебе сказать...

– Перестань. Мы вместе будем бороться.

– Нет, говори. Когда?.. – голос его был, как шелест камыша. – Ко-огда-а?..

Она пересилила себя.

– Ах, Петя... Может быть, сегодня, – ответила, наконец, жена, глядя на него невидящими сейчас из-за слез глазами. – Но я могу ошибаться! Ты сильный. Мы еще повоюем....

– Что?.. Хр-рурги салфетку забыли? – Еще пытается шутить.

Наталья ничего не смогла более сказать, только прижала его легкую горячую руку к губам... А он долго молчал. Нет, он сейчас не был в забытьи. Ей показалось, он разглядывает ее со смутной улыбкой. И что он такое говорит? Он продышал, просвистел ей рваные слова:

– Не пачь... (Не плачь?) у нас сё быо... хо-ошо... токо Лена дайко (Далеко?)... хтел вучку тцать научить... (Хотел внучку танцевать научить?)

– Милый, помолчи!

Но он не мог замолчать. Поперека должен был договорить.

– А ты... кода стретимся там... (Когда встретимся там?) перый таец мой... хо-ошо? (Первый танец мой... хорошо?)

Он что-то еще шепнул – Наталья уже не разобрала – и вдруг его выгнуло... началась агония...

Жена метнулась делать уколы. И один прямо в сердце. Но все было бесполезно.

В четыре часа двенадцать минут утра его не стало.

В белом тумане плыли они. Это возле лодочной станции на Обском море.

Забрав студенческие билеты и аспирантские удостоверения в залог, юношам и девушкам выдали лодки и весла.

После теплых июньских дождей солнце снова стало калить зеленоватую воду, и с утра белый туман заволок, заткал мир.

Туман был так густ, что казался театральным дымом, и от этого все радостно вопили, теряя друг друга из виду, пели и свистели, как малые дети.

Кто в плавках, кто в майке от ультрафиолетового излучения, кто без ничего... плюхнутся в воду и вновь заберутся на дощаники...

Бренчала где-то рядом, как за ватной стеной, гитара, но не было видно гитары, да и лодки соседней не было видно...

Бормотал у кого-то вдали транзисторный приемник, над ласковой сметанной водой чужеземный диктор с акцентом докладывал, какие перемены ожидаются в СССР. Но и этой лодки не было видно...

Он, как убежденный единоличник, греб один в двухвесельной лодке. А она почему-то оказалась тоже в своей лодке одна.

И хотя он потом подсчитал, что вероятность их встречи в этом белом сверкающем мороке была равна десяти в минус третьей степени (учитывая длину лодок, количество лодок, а также инстинктивное нежелание большинства уплыть подальше от берега), но именно их лодки столкнулись лоб в лоб.

Сказать правду, не совсем лоб в лоб – нос его суденышка глухо стукнул и заскользил по левому борту ее лодки, и только по этой причине ее лодка не перевернулась – он успел ухватить за край.

Она взвизгнула:

– Ой! Так нельзя!

Быстро перебирая руками дощатую опояску, он подтянул и уравновесил оба суденышка.