Роман Солнцев - Поперека

“Он как ты...” – хотела сказать Наталья, но ничего не сказала.

– Черные рубахи, понимаешь ли, – сердился Поперека, наливая себе остывший чай. – Сабли... клятвы... Пошел бы лучше на физмат, я сколько раз говорил... был бы ученый. С твоей-то головой.

Но сын молчал. Да и что такое сегодня в России ученый? Достаточно образованный нищий человечек. Если, конечно, у него не такой сильный характер, как у Попереки. “Ни нашим, ни вашим, говорите? А именно так! Я сам по себе!”

– В ванную пойду... – заторопилась Наталья. – В двенадцать горячую отключают. У тебя там на третьем этаже ничего? А тут... То Лазо, то Карбышев... – Она говорила свои привычные слова, имея в виду, что вода идет то горячая, то ледяная.

И слушая эти слова, словно после долгой разлуки, Поперека остался на старой квартире и жил долго – четыре дня. На пятый из лаборатории домой не вернулся – пошел на день рождения к Васе Братушкину и после застолья не смог вернуться к Наталье. Нет, не по причине опьянения.

Раскрылись истины яркие...

Впрочем, он не собирался идти к Василию Матвеевичу – недавно виделись, о чем еще говорить? Но случились два события, омрачившие жизнь, после чего захотелось посидеть в шумной компании, чтобы ни о чем не думать.

Во-первых, наконец пришел ответ из США от Жоры Гурьянова, которому Поперека написал письмо с почтамта, с официального компьютера – уж тут-то не может быть “троянцев”.

Ответ на лабораторный компьютер прилетел к утру и был вновь невообразимым: “Да, Петр, это я, я! И я с тобой не хочу больше иметь дел. Ты работаешь против интересов России. Гур”.

“Может быть, мне это снится?” – скрипел зубами Петр Платонович, читая на экране слова надменного Гурьянова. После чего вновь проехал в город и запросил Жору ответить на компьютер почтамта – и на компьютер почтамта грохнулся точно такой же ответ. И еще добавлено три слова: “Ты всем надоел”. На раздраженный вопрос Попереки, нет ли в сети почтамта вирусов, “троянских коней” и прочей нечисти, оператор-девушка за стеклом обиделась и молвила:

– У нас всё чисто. А вот у вас... – И показала лакированным ногтем мизинца на висок. – Поищите.

Беззвучно матерясь, Поперека бросился в Академгородок. И только вбежал в лабораторию, случилась новая неприятность: снова позвонил Говоров, тот самый, что просил присмотреть за его женой в Испании. Он с тревогой кричал в трубку:

– Я не мог найти вас ни вчера, ни позавчера! Ваша сестра пропала! Мне позвонила жена – ее до сих пор нет в пансионате!

– Не может быть! – пробормотал Поперека. “Почему же Инна так долго добирается? Задержала таможня? В Праге или в Цюрихе? Или в швейцарской лаборатории ее попросили что-то объяснить? Немецкий язык она знает хорошо”.

– И я вынужден был сообщить в Дюла-тур... – продолжал Угаров. – Видимо, вашу сестру объявят в розыск.

– Да кто просил!.. – вспылил Петр Платонович. – Какое их дело?.. – И смиряя себя, уже спокойней добавил. – Благодарю. Наверное, она у наших знакомых... есть там, в Праге. Спасибо.

Настроение испортилось вдрызг. В самом деле, что происходит? Конечно, Инна Сатарова не пропадёт – деньги у нее есть, в паспорте шенгенская виза. А если понадобилась виза чешская... наверное, ей не отказали. В конце концов, заплатит, в маленьких государствах визы продают. Но почему до сих пор Инна не в Барселоне? Ах, надо было спросить у беспокойного мужчины номер телефона отеля, где остановилась его больная жена. А если и позвонишь, что в “reception” скажут? Нет человека. Пора бы, кстати, черт побери, ей самой аукнуться. Неужто образцы не дошли по назначению? Не приведи Бог, случился скандал? Голова кругом...

И Петр Платонович побрел к Братушкину.

У Василия Матвеевича собралось много разного народа, из своих – толстый АНТ и Анюта, она весело режет хлеб, колбасу, Антон откупоривает шампанское, целясь с ухмылкой в Анюту, та визжит и отпрыгивает в сторону. Остальные парни стоят, ждут. Среди них полузнакомый (где-то виделись) мужичок лет пятидесяти, в тесной темной тройке, в очках, и совершенно неизвестный Попереке высокий старик, с седым завитком над лбом, благодушный, с клубничками на щеках и на носу.

Дверь в спальню сына приоткрыта (кажется, впервые) – там на заправленной кровати лежит одетый, но без ботинок, и, кажется, пьяный человек – руку подвернул под себя и не вытащил. На васиного сына не похож – возраста такого, пожалуй, как у Попереки.

– Рабина нет? – спросил Петр Платонович и тут же пожалел об этом.