Роман Солнцев - Поперека

– Будь проклят этот мир – и тот, что над нами... кукловоды миров!

– Хочешь, ночью по киоскам... я сожгу тираж газеты...

– “Спрятался в больнице”. Скоты!.. И правда, пора выходить из нее! – И сделав знак Люсе, чтобы она не визжала, не мешалась тут, он выскочил из постели, с кружащейся головой пробежал к шкафчику, быстро оделся. Люся помогла ему зашнуровать ботинки. – Подонки!.. Уходим!..

Внизу, за стеклом регистратуры, сидели дамочки в халатах, но Попереку, одетого, да еще он голову в кепке отвернул в сторону, они не узнали.

Ключ от квартиры был с собой, он отпер дверь бывшей материнской квартиры, и они с Люсей зашли. И в темноте замерли – на раскинувшемся диване кто-то спал. И не один человек. Обритый наголо мужчина и девица с длинными белесыми волосами.

Поперека забыл, что предлагал сыну свою квартирку. И здесь, разумеется, устроился Кирилл.

– Батя... – хрипло спросил он. – Ты чё, тоже с девкой?

– Не твое дело, – заскрипел зубами Поперека.

– А, тетя Люся... здрасьте. Ну, если бывшая жена, это не разврат. А у меня тут невеста, батя. Покажись, Татьяна! Наша, православная... – Кирилл толкнул в плечо стыдливо накрывшуюся углом одеяла подругу. – Ну, чё стесняешься? У нас с батей демократия. – И все тем же насмешливым тоном – отцу. – Мне одеваться?! Тем более, что пора на службу. – И снова подружке. – Вахтенный метод, Татьяна...

Поперека прошипел что-то невнятное, отвернулся. Люся стояла рядом, прижавшись к нему и съежившись. Она помнила, конечно, как это нахальный Кирька прибегал к ней в гости, когда Петр женился на ней и они сняли квартиру не в этом ли тоже доме – Петру нужно было, чтобы жилье располагалось ближе к месту работы. Кирька, помнится, задирал Люсю:

– А я уже выше тебя...

Кирилл, замолчав, наконец, быстро, по-военному оделся, постоял у дивана, подняв за концы, как высокий занавес, одеяло, и вот уже привела себя в порядок скуластая, широкоплечая девица.

– Всех благ!.. – буркнул Кирилл, обнимая ее за плечи и уходя с ней. И откуда нахватался черт знает каких слов этот парень!

Надо было ключи-то отобрать. Сын их в той, большой квартире, в прихожей, из ящика вынул, – если потеряет, запасных более не будет. Но и отбирать неловко... поди, сам положит на место, поймет отца...

Поперека зло шастал по квартирке, не зная, что ему сейчас сделать – выгнать и Люсю, или напиться с ней. Обидно было, прочитав оскорбительные строки о себе, оставаться одному. Он открыл холодильник – стояла початая бутылка водки “Гжель”. Гнусна водка, страшна водка, но что делать?..

Расплескивая, наливая в крохотные рюмочки, уронив одну вместе с водкою и налив по новой, Петр Платонович продолжал говорить:

– С другой стороны, всё мура – законы физики, законы математики. Не было никого – ни Ньютона, ни Эйнштейна, есть гениальный мозг, который время от времени с улыбкой забрасывает к нам сверху в наши головы идеи. Кто-то их понял и записал, а кто-то, увы, не поверил, трепещет от непонятного страха и спивается. Но, как сказал Ганди: там, где нет воли, там нет любви. Значит, дозволяется любить лишь небесную одну красотку, а все остальное грех, так?..

Не зная, что ответить, возразить или согласиться, Люся молчала, прикасаясь холодным краешком рюмочки к губам...

– Но, как заметил он же, этот мудрый индус, “вынужденное сотрудничество – как разбавленный цемент, ничего не скрепляет”. – Поперека налил себе еще раз. – Спасибо, что вспомнила обо мне.

– Я о тебе помню всегда.

– Леонардо да Винчи говорил: есть три группы людей. Первые: это те, кто видят. Вторые: те, кто видят, если им показывают. И третьи: те, что не видят.

– Ты первый, – польстила Люся и вновь съежилась, готовая к его насмешкам. Но Поперека милостиво воспринял ее слова. Худо ему было сейчас, тоскливо, да и Люська – в самом деле, добрый, добрый человек. И малосчастливый. Наверное, давно бы повесилась, если бы не было своего угла – спасибо ее бывшему мужу, строителю, оставил ей, уходя квартиру. А выдержать ее дольше одного вечера трудно – своим тоненьким голоском говорит-говорит, да еще стишки читает. Правда, сегодня помалкивает, но глаза за нее говорят.

А Поперека от некоего смущения за свою физическую слабость (да еще сын узрел отца не со своей мамой!) распалялся все больше, сыпал цитатами и анекдотами, не забывая впрочем основную, болезненную тему:

– Понимаю, ты можешь сказать словами Тургенева: кто пожил, да не сделался снисходительным к другим, тот сам не заслуживает снисхождения. Я снисходителен, снисходителен, но сколько же можно?! Помнишь анекдот? Актриса режиссеру: “Почему мне в сцене выпивки вчера подали обыкновенную воду? Я требую, чтобы подавали настоящую водку!” – “Согласен. Но с условием, что в последнем акте вам подадут настоящий яд”. Апломб бездарей! Ты же помнишь?.. Я приехал сюда и тебя встретил...