Поперека вернулся в лабораторию и завопил: “Эврика! Нет ничего полезнее кедрового ореха! Включаем фосфор! Ищем решение! Проблема номер один: как доставать ядрышки из орешков?” В итоге родилась машина, которая напоминает автомат Калашникова. Итак, имеется трубка, в нее подается под углом сжатый воздух, он всасывает орешек, тот, как в воздушном ружье, в трубке ускоряется, а в конце бьется о поверхность и раскалывается точно на две половинки. Практически без отходов аппарат щелкает орешки, колошматит со страшной скоростью – воистину автомат Калашникова.
Но возникла попутно следующая задача: как эти зернышки пастеризовать. Чтобы расширить производство, нужны деньги. Поперека пошел в областную администрацию, знакомый заместитель губернатора, кстати, бывший физик, сказал ему проникновенно: “Петя, вот у меня есть сотня баксов, к концу года будет двести. И ничего не надо делать, никаких производств. Не дам”. Поперека обошел весь город, но денег не собрал. А нашел их Сашка Выев, он еще со школы дружил с одним парнем по кличке Удав, который со временем стал известным бандитом. Поперека помнит его – парень под два метра ростом, с остановившимися, словно удивленными синими глазами. Тот дал пять тысяч долларов, и колесо закрутилось.
Через год группа Попереки рассчиталась с Удавом, а еще через год хозяин орехового дела Выев, пообещав коллегам дивиденды, ушел со своим заводиком из лаборатории. Да и Петру Платоновичу стало скучно заниматься одной этой проблемой, хотя осталась нерешенной интереснейшая задача: что делать со скорлупой. Например, взять Шотландию... чем живут тамошние люди? Выращивают ячмень и овец. От овец имеют шерсть, которую не сносить. А из ячменя гонят самогонку, заливают в дубовые бочки из-под хереса и получают высококлассное виски. А мы? Кедровые ядрышки съедаем, а скорлупу, самое ценное, выбрасываем тоннами. Неспроста сибирские охотники настаивают на кедровой скорлупе водку – напиток тонизирует не хуже жень-шеня. Можно было бы организовать производство сибирского бренди. Но Выев, помнится, заявил, что спиртного в магазинах и так хватает, а он лично к тому времени зашился, боится развязать... да ведь и то правда – алкоголики, даже только вдыхая алкоголь, пьянеют... Короче, Выев стал богатым в городе человеком, ездит, говорят, на черном “линкольне”, никаких дивидендов от Александра Игнатьевича лаборатория Попереки, конечно, не дождалась...
Да и черт с ним! Попереке просто захотелось увидеть его, смышленого, хитрого, набитого жизненной энергией под завязку. Саша, помнится, запросто двухпудовой гирей в воздухе УРА МАНДЕ писал. А может быть, и больнице чем-нибудь поможет. Здесь не хватает кислородных подушек, шприцов, недавно рентгеновский аппарат сломался...
Но Петр Платонович зря ожидал прихода своего старого знакомого – Выев обманул его, не приехал ни в час обеденного перерыва, ни вечером. В другие времена Поперека усмехнулся бы и плюнул мысленно на новоявленного капиталиста, но на больничной койке он вдруг стал обидчивым.
– Сволочь!.. ты же парням нашим даже рубля не занес!.. – бормотал он, набирая все следующее утро телефон Выева. Ему вновь отвечали, что Александр Игнатьевич на выезде... что он в цехах (каких еще цехах? У него цеха?!)...
И случайно Поперека дозвонился – Выев сам снял трубку. Скоре всего, он ожидал чьего-то конфиденциального звонка именно на городском телефоне (сотовому сейчас умные люди не доверяют).
– Саша... – промычал Петр Платонович. – Ты что же, мурло?! Это Поперека... я в больнице, мне от тебя ничего не надо... но ты же вчера...
– Извини, брат, – запыхтел, заюлил на другом конце провода бизнесмен. – Тут у меня налоговая крутилась... со временем туго... если нужны деньги, я сейчас через помощника...
– Да не нужны мне твои сраные деньги!.. – зарычал Поперека, краснея от напряжения, и вдруг почувствовал, что снова в голове начинает шуметь река. – Ты украл у нас идею... мог бы хоть... – И бросил свою сотовую трубку в угол, под батарею. – С-сука!..
И странно – Выев неожиданно прикатил. Видимо, все-таки совестно ему было перед своим бывшим научным руководителем. Явился в палату, воняя французскими духами и черной мягкой кожей, в которую был облачен. Морда его, большая, как голая грудь борца, только с глазами, сияла все той же кривой, мокрой улыбкой.
– Петя!.. Не изменился!.. – залопотал он, протягивая коротковатые руки к Попереке. – Верно, суки мы! Так с нами, новыми русскими, и надо.
Он сел рядом с враждебно молчащим Петром Платоновичем, участливо спросил:
Читать дальше