Валерий Вотрин - Жалитвослов

— А что, Петька, — громко, на всю улицу, спросила она, — когда к мужу-то отправлять будешь?

Тютюнов опешил.

— Куда? Да ты что, Марья?

— А к мужу, — напирала она. — По мужу законному я истосковалась. Сил нет!

Тютюнов неожиданно обогнул ее и быстро пошел по дороге. Увидев, как утекает он от нее мелким шагом, она засмеялась. Вышли соседи, а она стояла посреди дороги и хохотала в спину убегающему председателю.

За долгое время это была первая ночь, когда ее никто не будил. Уж и петухи прокричали, и дети встали в школу, а она все не поднималась. Не слыша ничего, спала беспробудно и очнулась только вечером.

— Мама, ты здорова? — расталкивал ее старший. Младший испуганно жался рядом.

Она мутно поглядела на них и глубоко-глубоко вздохнула. Грудь отпустило, леденящий холод исчез. Она поняла — Страха больше не будет. Протянула руки, прижала к себе обоих.

— Здорова мама, — произнесла она. — Не бойтесь, миленькие.

А уже через полгода, после почти недельной тряски в теплушках, эшелонов, полных едущих на фронт солдат, после заснеженной бесконечной степи, они прибыли, наконец, в Ташкент, где у Марии жила дальняя родственница по мужу. Прибыли, стали обживаться — много народу понаехало, спасаясь от войны. Но много еще лет снился ей заливистый лай собаки, Митяй, разрушенная церква…

…твои соборы, твои кафедры проповедников, Гент. Они приводят меня в изумление. Именно оно овладело мною, когда я первый раз попал в Гент. Мне едва исполнилось двенадцать. Детским впечатлениям свойственна обостренность, каковую с годами мы, увы, теряем. И сколь горько мы тоскуем, повзрослев, по тем первым впечатлениям, как хотим вернуть те яркие краски, что явились нам при нашем появлении в мир!

Итак, мальчиком я увидел твои соборы, Гент, и запомнил их на всю жизнь. Они часто являлись мне во снах и, просыпаясь, я был обуреваем желанием увидеть их хотя бы еще раз. Тоска по родине, выливавшаяся в этот образ, как я полагал тогда, являлась единственно возвышенным родом страсти. При дворе я был не один таков, и все мы, происходившие из одних краев, разделяли эту мысль, каковая впоследствии, по крайней мере, для меня, обернулась заблуждением. Так путешественник видит в пустыне необыкновенные миражи и стремится к ним, но лишь напрасно усугубляет свою жажду.

Что сердце, изведавшее любовь, по сравнению с сердцем, изведавшим разлуку? Ибо кратковременная разлука лишь разжигает страсть, а разлука вечная подкашивает и приближает к смерти. Человек не знает, сколько раз ему суждено полюбить. Иной раз ему хочется верить, что эта любовь истинна, и он всеми силами старается утвердить себя в этой мысли. Так мы обольщаемся ложными влюбленностями. Но есть одна и только одна, на всю жизнь, любовь, и когда теряешь ее, становишься подобным живому трупу. О, город Гент, где обретаюсь я, мертвец, пусть еще живой и дышащий!

Сейчас я лишь слабо усмехаюсь, вспоминая, что постигло меня при вести о том, что я никогда больше ее не увижу. Я упал наземь. Боль была настолько мучительна, как если бы меня разрывали надвое. Несколько суток я не приходил в себя, а когда пришел, то исторг потоки жгучих слез. О, воистину жгучих, ибо глаза мои после долго не видели. Мне мнилось, что внутри меня палящий огнь, что я не могу двигаться, что я навеки ослеп и оглох от скорби. Говорят, я кричал.

Все это было со мной, и сейчас я лишь слабо усмехаюсь, ибо уже ничего не чувствую. Неужели то был я? Нутро мое испепелено. Я въезжал в Гент преисполненным надежд, в ярмарочный день, и видел шумящий, принаряженный люд и общее веселье, и радостно было видеть мне эту суету, ведь в Дижоне я был непременным участником всех торжеств и празднеств. Сейчас в моих воспоминаниях они предстают яркими и великолепными, и я понимаю — ибо разум не покидает нас даже во времена скорби — что рядом была она, принесшая мне единственную истинную любовь, ту, что на всю жизнь.

Любовь. Знал ли я ее до того? Я помню лишь, что ее ждал. Я словно знал, что настоящее — впереди, что истинную любовь мне еще предстоит узнать, и ненадолго увлекался, не придавая этому значения. В то время я уже повстречал ее, мы виделись и снова исчезали, а потом снова встречались, иногда случайно. Итак, это не была любовь с первого взгляда, что поражает как молния, — скорее уверенность, что этот человек не исчезнет из моей жизни просто так. Но от этой уверенности становилась так тепло, что со временем я понял, что не проживу без нее. Без нее или без уверенности, что она не исчезнет? О, не знаю. Возможно ли было думать тогда?..