Алла Герцева - У Вечного огня

Галина выпила водку, пьяно мотнула головой, ткнула вилкой в салат, вилка выпала из ее руки. Андрей наклонился к жене.

— Галь, пойдем домой!

— Ты думаешь, я, пьяная!? — помахала указательным пальцем перед носом мужа, обвела взглядом стол. Лицо ее сморщилось, из глаз потекли слезы. Галя всхлипнула. — Она думает, только у нее горе!? А у меня, так, цветочки!? Да, я, может быть, в сто раз больше переживаю! Что ей! Ее Сергей спит вечным сном, и ничего ему больше не надо! Носи, цветочки, на кладбище и все! А моему, из-за ее Сережки, всю жизнь испортили! — она громко икнула, поставила глаза на, сидящего напротив, Вадима с Тамарой. — Вот, они! — вытянула руку перед собой. — Все уладят! У них полные карманы денег! Стол накрыли! Панихиду заказали! Гроб дорогой купили! Все расходы оплатили! И совесть их не мучает! — перегнулась через стол, пьяно хихикнула.

— Пойдем домой! — потянул за рукав жену, Андрей. Галина поднялась, окинула всех бессмысленным взглядом. Пустой стул сразу остудил ее пьяное воображение. — Где Надька?

— Ушла! — шепнул ей на ухо, Андрей. — И нам пора!

— Нет, погоди! Как это ушла? Все это из-за нее затеяли, а она ушла? Неблагодарная! Я еще с нею поговорю!

— Плохо человеку! Одной хочется побыть! — Андрей крепко сжал локоть жены.

— Ей плохо! А мне, значит, хорошо! — оттолкнула женщина мужа. Но он крепко сжал ее руку. — Пойдем домой! Нечего куражиться!

— Пойдем! — качнула головой, Галина. — К ней домой пойдем! Что она делает дома! А вдруг не дошла до дома, под машину попала? — лицо Галины вытянулось в гримасу.

— А хоть бы что случилось! Так ей и надо! Проблем не останется! — Галина повисла на руке мужа, как смятая вещь, вяло, перебирая ногами, подталкиваемая Андреем, поплелась к выходу.

Тамара поглядела вслед. А ведь она права! Повернула голову, встретила взгляд Вадима.

— Нам тоже пора! — отодвинул, пустую тарелку, Вадим Евгеньевич. — Я распорядился, девчата уберут.

Тамара поднялась, оправила платье. Да, Галка права! Не стань Надежды, дело об убийстве быстро бы уладили.

* * *

Варвара Михайловна, намочила полотенце в миске с водой, отжала, положила на лоб Наташе.

— Уже который час лежит без движения!

Люба не ответила. Прислонившись к спинке старенького кресла, закрыла глаза. То ли дремлет, то ли думает.

— Выходит, я самая сильная! — тихо произнесла старушка. — Я должна за всеми ухаживать! Заботиться! А ведь мне уже не шестнадцать! На меня нельзя надеяться! Одна лежит, другая! Всем плохо! Одной только мне хорошо! Ступить не могу! — Наташа застонала.

— Наташенька!? — бабка приложила ладонь ко лбу внучки. — Горит огнем! — пригладила волосы надо лбом девушки. — Что ж ты так убиваешься! Как же мы жить станем без тебя! Бог дал, Бог забрал! И ничего теперь не поделаешь! Значит, так ему угодно! Значит, так надо!

— Оставьте, ее, мама! — прошептала Люба. — Спит после укола, и пусть спит! Ваши советы и утешения, ей сейчас ни к чему!

— Любонька! Как ты, дорогая! — забыв обиду, на молчание дочери, повернулась к ней Варвара Михайловна. — Что тебе подать? Валидол?

— Ничего не нужно, мама! Прости, если можешь! Не могу я беседу вести. Уже поздно!

— Голодная! Не ела ничего за весь день!

— Не хочу! Лечь хочу! И умереть!

— Не говори так, глупая! Грех!

— Пойду спать! — поднялась Люба. — И ты ложись! Настанет утро, будем думать, как день прожить!

Девчонки окружили стол.

— Быстро все разбежались! — откусив большой кусок от пирожного, с полным ртом, проговорила, Люда.

— Это же поминки, а не день рождения! — облизнула Зина, короткие толстые пальцы, успев съесть кусок жирной селедки.

— Ну и хорошо, что все разошлись! — собрала грязные тарелки в стопку, Лена. — Вон сколько всего осталось, разберем.

— Чур, пирожные, не брать! Я меньше всех съела! — подвинула блюдо с пирожными к себе, Аня.

— Злые вы, девчонки! — вздохнула Маша. — Мне, лично ничего не хочется. Как на тетю Надю посмотрю, кусок в горло не лезет!

— Она ничего не ела! Черная вся, будто обгорела, как Сережка. Смотреть страшно! — округлила глаза, Зина.

— Ой, типун, тебе на язык! — махнула на нее руками, Маша. — Она очень красивая. Просто, горе никого не красит. Конечно, лицо у нее, изменилось, серое стало.

— Во всем черном одета, будет ходить по городу, людей пугать. Два дурачка теперь у нас в городе станет, Степка и она.

— Что ты мелешь, балда! — стукнула кулаком по столу, Маша. — Надежда Ивановна не дурочка. Все переживет! И Сережка ее красавец был Я на него, не раз заглядывала, а он Наташку полюбил.