Алла Герцева - У Вечного огня

Люба закрыла за учительницей, дверь, прислонилась к стене. Где взять силы, чтобы вынести все беды, свалившиеся, как снег на голову. Дети подросли, школу заканчивают. Здоровье плохое, но потихоньку скрипела. И вот, все рухнуло в одночасье. Зачем отпустила Мишку на вечер в кафе? Теперь, Наташка! Вошла в комнату, опустилась на стул. Поставила глаза на безжизненно лежащую дочь. Словно мертвая, и не двигается. Только чуть приподнимается и опускается грудь под пледом при дыхании.

— Пойдем на кухню!

Варвара Михайловна тяжело поднялась, пошла за дочкой.

— Ну, вот, и пообедали! — сложила руки на груди, Люба. — Готовила, старалась, а никому и не нужно. Наелись!

— Ты, правда, продукты от Вадима принесла? — старушка строго поглядела на дочь.

— А что, я такое страшное сделала? — Люба хлопнула в ладоши. — Вы меня удивляете, мамаша! Ведь говорят, дают, бери! Зашла на работу. Вадим Евгеньевич изволил распорядиться. Кормиться нам надо! На твою пенсию не проживешь! Искать другую работу негде. Куда мне идти, что делать? На гордости далеко не уедешь! Здохну, тогда живите, как можете! Мишку в тюрьму, меня на кладбище, гордитесь! Извините, что выжила. Надо было, прямиком, туда, как Сережка! — она вдруг побледнела. Потом лицо покрылось красными пятнами.

— Любушка, прости, меня! — Варвара Михайловна, позабыв про больную ногу, кинулась к дочери, опрокинула стул, стоящий у плиты. — Сядь, милая! Я сейчас! — обняла дочь за талию, потянула за собой. — Вот, табуреточка, садись!

Люба, нащупала ладонью сиденье, тяжело опустилась. — Врач приказал не волноваться! С вами проживешь без стрессов, как же!

— Ну, прости, меня, дуру старую! Я так спросила! Ты не думай ничего. Наташка кричала, вот и спросила.

Люба растерла ладонью грудь. — Там на полке, флакон с лекарством. В больнице дали. Налей в стакан, добавь воды!

— Сиди, сиди, я сейчас! — захлопотала Варвара Михайловна.

Люба выпила жидкость. — Гадость, какая! — обернулась к матери. — Ты поешь! Горячее еще! Налей из кастрюльки! Там борщ и котлеты с гречкой. Я посижу пока.

— Не беспокойся, дочка! Я не голодна. Тебя подожду! Потом вместе!

— Я уже наелась! Спасибо! — Люба покачала головой из стороны в сторону. — Как жить дальше, не знаю! И зачем?

— Что такое говоришь! — хлопнула ладонью по столу, старушка. — Грех это! Бог, даст, все уладится! И Мишку отпустят. И Наташенька поправится!

— Мои дни сочтены! — вздохнула Люба. — До суда доживу, а там, не знаю. Такой стыд пережить! Мой сын убийца! Как вынести! — она закрыла лицо руками. Плечи затряслись от рыданий.

— Любушка, не надо! Нельзя тебе расстраиваться! Успокойся, милая!

— Вы бы, лучше, мама, думали, прежде, чем говорить! Скажете, потом успокаиваете! — женщина вытерла ладонями, мокрые от слез, щеки. Встала, подошла к плите. — Давайте, поедим! — разлила по тарелкам борщ, села. — Завтра похороны! Надо сил запастись! — зачерпнула ложкой еду, проглотила. — Как людям в глаза смотреть стану! Весь город, наверное, соберется! Надька, говорят, ходит, словно тень. На работу не выходит! Одна осталась! Без мужа, без сына! Наверное, всех проклинает! А не смею к ней подойти!

— Ты, причем! — отложила ложку, старушка. — Дети, они и есть, дети! По глупости натворили!

— Скорей бы завтрашний день прошел! Наташку не трогай! Пусть спит! Хорошо бы, и завтра ей проспать.

Тамара прошла по комнате, вернулась, снова дошла до двери, снова вернулась, подошла к зеркалу, пригладила волосы, провела пальцем меж бровей, где залегла глубокая морщинка. Опустилась в кресло. Легкая, воздушная ткань голубого пеньюара, поднялась облаком до лица. Господи, как долго тянется день. Поглядела на часы. Уже пять, Вадик не звонит. Ходил к следователю, или нет? Сколько раз набирала его номер, ответ все один и тот же. Абонент недоступен! Позвоните позже! Намеренно, отключил телефон! А может быть, с Вероникой балуется! Какое ему дело до моих переживаний!

Настя щелкнула включателем. — Свет, что ль экономите? — миловидное личико скривилось в презрительной гримасе. — Тамара Николаевна, я пойду, у меня голова разболелась! Вадим Евгеньевич придет, обед в микроволновке!

Тамара махнула рукой. Настя, виляя полными бедрами, прошла через комнату, скрылась за шелковой занавеской. Ну вот, совсем одна. Вздохнула женщина. Подняла руку, легкая ткань опустилась на колено. Японский шелк! Вадим в прошлом году привез из командировки. Обрадовалась, словно девчонка. А сейчас все равно. Володька! Она сжала голову руками. Если посадят! Я не выживу! Единственный сын! Тихо застонала. Прокрутить бы последнюю неделю назад, как в кино, и начать все сначала! Еще лучше, с того момента, когда закончила школу. Зачем торопилась замуж! Хорошо жилось, в маленькой двушке с матерью и отцом. Утром, вернувшись, домой, после выпускного бала, расправила подол широкого платья, опустилась на диван.