Элис Хоффман - Дом черного дрозда

— Ты хорошо его кормила?

— Выбора особого нет. Молоко само льется, приходится перетягивать грудь, когда выхожу.

Она не сказала Ларкину, что старается пересушить молоко, хотя это и очень больно, и поэтому дает ребенку тряпку, смоченную коровьим молоком, вместо своей груди.

Ларкин поставил корзину на пол. Он наклонился к ребенку, и тот попытался ухватить его за палец.

— Я подписал бумагу на ферму, что на том берегу. Завтра сажусь на пароход и еду в Бостон за деньгами.

Люсинда фыркнула. У нее были причины нервничать. Что, если ночью придет Риди и обнаружит ребенка? Ведь считалось, что она от него избавилась. А что, если Риди ударит ее прямо на глазах у этого мальчика, Ларкина? Что, если вместо нее он ударит мальчика? Люсинда знала, как обращаться с ружьем. Брат научил ее перед тем, как сбежал и оставил ее сражаться за жизнь в одиночестве. Если бы у нее было ружье, с каким удовольствием и без малейшего колебания она бы уложила Вильяма Риди насмерть, если бы он только сунулся к ним.

— Да какой дурак даст тебе денег?

Люсинда схватила корзинку и отодвинула ее назад, к кровати. Когда младенец хныкал ночью, ей приходилось кормить его, чтобы заставить замолчать, и тогда она слышала, как его сердечко бьется рядом с ее собственным.

Ларкин рассказал ей о рекрутерах в Бостоне и о том, как он собирается записаться на службу в армию Федерации в обмен на свободу какого-то другого парня. Как он вернется на пароходе и заплатит за ферму, чтобы Люсинда с ребенком могли туда перебраться.

Люсинда подошла к комоду и вынула все, чем владела. Шаль, молитвенник, две юбки, смоченные в молоке тряпочки для ребенка, чтобы давать ему пососать, если вдруг раскапризничается.

— Не думаешь же ты, что я выпущу тебя из виду? — спросила она, увидев озадаченную физиономию Ларкина. — Мы едем с тобой в Бостон. Мы будем с тобой, когда тебе заплатят.

Они вышли задолго до рассвета, когда коровы и мулы еще спали в сырых стойлах, когда высокий прилив отхлынул от хлипкого фундамента сарая. На спине у Ларкина была привязана корзина для ребенка, Люсинда несла все свои пожитки и младенца. В молчании они дошли до Провинстауна, хотя на это у них ушла добрая часть утра. День был жарким. Выбоины на песчаной дороге были глубокими, телегам и лошадям на такой дороге куда проще, чем мужчинам и женщинам.

Люсинда почти не помнила своих родителей, только брата, того самого, который убежал на запад. Вообще-то Ларкин как раз и напоминал ей брата. Он шел слишком быстро, не утруждая себя разговорами, только раз указал на небо, где кружили краснохвостые сарычи. Воздух все еще был полон едким запахом. Добрая половина населения трех городов сейчас кипятили в котлах китовый жир, и ободранные скелеты валялись на берегу, жарясь на солнце.

Наконец они дошли до холма, откуда была видна гавань Провинстауна. Ларкин с жадностью вдохнул воздух, прохладный, пахнущий солью бриз, дующий с севера. Может, он никогда больше не вернется сюда. Может, он никогда больше не пройдет по тропе, где растут дубы и сосны, и не посмотрит как зачарованный на тот старый дом, где груша разрослась почти на весь двор, а поля заросли душистым горошком и луговыми травами.

За проезд Ларкин заплатил из своих сбережений. Море во время перехода было довольно суровым, несмотря на спокойную погоду. Возможно, где-то глубоко под поверхностью бушевал шторм, произошла какая-то подводная катастрофа, из-за чего киты собрались в стаи и потом заблудились. Люсинда перегнулась через релинг, и ее вырвало, но она не жаловалась. Возможно, прочие пассажиры принимали их за пару: красивый молодой человек в перчатках и женщина с невзрачной внешностью, постарше и с ребенком. Без сомнения, они путешествовали вместе, но истинная цель их поездки в Бостон осталась никому не известной.

И тем не менее похоже было, что Люсинда не доверяет Ларкину. Они сняли комнату в гостинице у доков, но она отказалась остаться там и ждать. Она пошла за ним по адресу посредника, подыскивавшего замену рекрутам на Милк-стрит. Даже там она ни на минуту не хотела упустить его из вида.

— Притворись, что ты слышишь, даже если и нет, тогда никто не догадается, что ты глухой. И требуй деньги на руки прежде, чем подпишешь хоть какие-то документы, — сказала она ему точно так же, как посоветовала бы брату, если бы тот не убежал и не оставил ее, если бы это он пытался изменить ее мир.

Когда Ларкин вошел в контору, Люсинда прислонилась к деревянному зданию. Она должна была бы чувствовать изнеможение. Бессонная ночь, потом пешком до самого Провиденса, шесть часов на пароходе и снова пешком до Милк-стрит. Но ей казалось, что кровь у нее кипит.