Дино Буццати - Избранное

В ожидании документов генерал заговорил снова:

— Крепость… Крепость Бастиани… посмотрим… Вы знаете, лейтенант, какое самое уязвимое место в крепости Бастиани?

— Право, не знаю, ваше превосходительство, — ответил Дрого. — Может быть, она стоит слишком уж на отшибе.

На лице генерала появилась снисходительная добродушная улыбка.

— Что за мысль! Странный вы все-таки народ, молодые, — сказал он. — На отшибе! Уверяю вас, я б до такого не додумался. Хотите, скажу вам, в чем слабость Крепости? В том, что там слишком велик гарнизон. Да, слишком велик!

— Слишком велик?

— Вот именно, — продолжал генерал, не замечая удивления лейтенанта, — именно поэтому принято решение изменить ее устав. Кстати, что об этом думают в Крепости?

— О чем, ваше превосходительство? Прошу прощения…

— Как это о чем? О новом уставе, о чем мы здесь с вами толкуем? — раздраженно сказал генерал.

— Впервые об этом слышу. Уверяю вас… — озадаченно пробормотал Дрого.

— Допускаю, что официальное сообщение действительно еще не пришло, — несколько смягчился генерал. — Но я думал, вы уже знаете, ведь военные всегда ухитряются узнавать все первыми.

— Вы говорите — новый устав, ваше превосходительство? — спросил заинтересованный Дрого.

— Сократить штаты, гарнизон уполовинить, — отрезал генерал. — Слишком много народу, я всегда говорил, что эту Крепость нужно хорошенько встряхнуть!

Тут вошел старший адъютант с толстой папкой бумаг. Раскрыв ее на одном из столов, он вынул личное дело Джованни Дрого и вручил его генералу, который пробежал страницы опытным глазом.

— Все в порядке. — сказал он, — но здесь не хватает, по-моему, прошения о переводе.

— Прошения о переводе? — спросил Дрого. — Я думал, после четырех лет службы это не обязательно.

— В общем, нет, — сказал генерал, и в его голосе прозвучало явное неудовольствие оттого, что приходится давать какие-то объяснения младшему по званию. — Но, поскольку сейчас мы проводим такое серьезное сокращение гарнизона и все хотят перевестись из Крепости, нужно соблюдать очередность.

— Но, ваше превосходительство, в Крепости об этом никто не знает, и никто такого прошения еще не подавал…

Генерал обратился к старшему адъютанту:

— Капитан, у нас есть уже прошения о переводе из крепости Бастиани?

— Штук двадцать наберется, ваше превосходительство, — ответил капитан.

Вот это да, подумал ошарашенный Дрого. Очевидно, товарищи по службе держали новость в секрете, чтобы обойти его. Неужели даже Ортиц так подло его обманул?

— Простите за настойчивость, ваше превосходительство, — осмелился заметить Дрого, поняв, что сейчас решается его судьба, — но мне кажется, что, если человек отслужил подряд четыре года, это имеет большее значение, чем какая-то формальная очередность.

— Ваши четыре года — сущий пустяк, — холодно и даже немного обиженно возразил генерал. — Да, лейтенант, пустяк по сравнению с целой жизнью, проведенной в Крепости другими. Я, конечно, мог бы благожелательно рассмотреть ваш рапорт, мог бы посодействовать вам в вашем законном стремлении, но только не ценой попрания справедливости. К тому же тут еще принимаются во внимание заслуги…

Джованни побледнел.

— Выходит, ваше превосходительство, — спросил он, еле ворочая от волнения языком, — выходит, я рискую провести там всю жизнь?

— …Да, надо еще посмотреть, какие у вас заслуги, — невозмутимо продолжал генерал, не переставая листать личное дело Дрого. — А что мы имеем?.. Ну вот: «Поставить на вид». Правда, «Поставить на вид» — это не столь уж серьезно… Ага, а здесь еще пренеприятная история: у вас там, кажется, по ошибке убили солдата…

— К сожалению, ваше превосходительство, я не…

— Мне недосуг выслушивать ваши оправдания, лейтенант, — прервал он. — Поймите, я читаю то, что написано в вашем рапорте, и допускаю даже, что это действительно был несчастный случай, такое, увы, бывает… но остальные ваши коллеги сумели же таких случаев избежать… Я готов сделать для вас все, что могу, я согласился принять вас лично, сами видите, но теперь… Вот если бы вы подали прошение месяц назад… Странно, что вы не в курсе дела… Это, конечно, серьезное упущение.

Прежнего добродушного тона как не бывало. Теперь генерал говорил сухо и наставительно, с едва уловимыми насмешливыми нотками в голосе. Дрого понял, что вел себя по-идиотски, что приятели надули его, что у генерала сложилось о нем весьма невыгодное впечатление и тут уж ничего не поделаешь. От такой несправедливости у него даже защемило в груди, где-то около сердца. А может, мне вообще бросить все, уйти в отставку, подумал он. Не умру же я с голоду, в конце концов, какие мои годы?..