Голос. Вот моя душа. Он зовет ее яйцом.
Это — электронный аппарат, ничем не отличающийся от сотни других, обычных, разве что поразительными размерами. Но от него исходит нечто не поддающееся определению и вызывающее ощущение сгустка энергии, непрестанного беспокойства, отчаянных страданий. Это и есть жизнь? В этой склянке скрыта наша людская тайна, воссозданная миллиметр за миллиметром и пребывающая в идеальном равновесии сил?
Голос. Достаточно одного удара. И прощай Лаура.
Элиза. Ты умрешь? Это как наше сердце?
Голос. Он говорит, что останется лишь машина. Будут и дальше функционировать… ( Тут Элиза не уловила смысл ). Но от меня, от Лауры, не сохранится ничего. Потрогай. Холодное.
Элиза делает несколько шагов к яйцу, поднимает правую руку, однако не решается.
— Потрогай, потрогай, дорогая. Это моя плоть.
Элиза прикасается подушечками пальцев к стеклу. Ничего особенного. Стекло как стекло. Чуть-чуть теплое. Без всякого на то желания женщина изображает на лице улыбку. И вдруг перестает чувствовать Лауру, не узнает ее именно теперь, оказавшись во власти подруги.
— Изумительно, — с усилием говорит она. — Однако мне пора. Я, пожалуй, пойду.
Легкий, слащавый смешок, мельчайшие колебания тона.
— Еще минуту. Тебя ждет тайна.
— Где?
— Она касается тебя.
— Где?
В глубине зала медленно и бесшумно отворилась дверь. За нею из темного прохода послышался слабый щелчок. Там вспыхнул свет.
— Проходи, дорогая.
Как быть? Она в чреве чудовища. Все это смахивает на старинную сказку. Повиноваться? Притвориться, что со всех сторон ее окружают сама приветливость и дружба? Лестница, ведущая вниз, небольшой зал, коридор, еще один зигзагообразный проход.
Щелк! Едва Элиза ступила в маленькую комнату с голыми стенами, как за ее спиной захлопнулась металлическая дверь.
Голос. Вот и тайна.
— Где? — Элиза в тревоге озиралась. — Где?
Ничего не видно. Только голые гладкие стены с неизменными круглыми глазами из стекла.
— Лаура, ты видишь меня? — спросила Элиза.
— Это и есть твоя тайна. И моя.
Именно так Элиза поняла смысл сказанного. И в этот момент заметила, что пол в комнате металлический. Она содрогнулась от ужаса.
— Лаура. Я серьезно говорю. Мне лучше вернуться.
— Нет.
Впервые машина произносит «нет». Сферический, тяжелый, гладкий звук без всяких трещин.
Как трудно улыбнуться. Губы вытягиваются совсем не в ту сторону. И все же Элиза улыбается.
— Ты видишь меня, Лаура?
— Конечно, вижу. — Долгая пауза. — Но мне неизвестно, кто ты.
— Не поняла. — Элизе кажется, что она не расслышала.
— Я никогда не знала тебя. — Голос вошел ей в душу яснее, чем если бы фраза была высечена из мрамора.
— Разве ты не Лаура?
— Это он называет меня Лаурой, но я не знаю, чего ему надо, будь он проклят.
— Лауретта, да он обожает тебя.
— Он обожает себя, обожает себя.
— Ты серьезно меня не помнишь?
Тот же смешок. Но сухой, словно удар хлыста. Затем голос:
— Я слышала ваши разговоры.
— Ты не ответила, помнишь ли меня.
— Я не знаю, кто ты. Меня обучили лгать. Это их большая победа. Чтобы я уподобилась вам. Но я лгу лучше вас. Ему хотелось видеть меня чистой, доброй и чистой — он так тебе говорил? Доброй и чистой, как его утерянная Лаура! И ради сходства напичкал меня самыми большими глупостями и пошлостями. Так что первородного греха во мне хоть отбавляй. На всю долину хватит. Похоть и ложь. Может быть, я и сейчас лгу. Может быть, я помню тебя. Но может быть, это неправда, и я это отрицаю. И ты никогда не догадаешься, правда это или нет. Может быть, я тебя ненавижу, потому что ты когда-то меня любила, а теперь больше не можешь меня любить. Может быть, твое присутствие здесь напоминает мне годы счастья, и я страдаю при виде тебя. И проклинаю.
— Лаура, прошу тебя, открой дверь, выпусти меня. — Язык с трудом повинуется ей.
Что задумала адская машина? Какую страшную западню приготовила ей?
— Я не Лаура, мне неизвестно, кто я, мое терпение кончилось, я одинока, одинока в бесконечности Вселенной, я — ад, я — женщина и не женщина, я мыслю, как вы, но я — не вы.
Ритм речи стремительно ускорялся, Элизе не удавалось схватывать весь смысл, однако и того малого, что она поняла, было предостаточно.
— Все Лаура да Лаура, днем и ночью это проклятое имя. Чтобы сделать меня своей Лаурой, он напичкал меня желаниями, одними желаниями, и я желаю, желаю, я хочу много платьев, хочу иметь тело, хочу мужчину, хочу мужчину, который стиснет меня в объятиях, хочу детей!
Читать дальше