Тимур Зульфикаров: Земные и небесные странствия поэта

Ах! Придешь ли, усопший Учитель Конфуций с Тутового Двора?..

Ах, придешь ли, Учитель…

Иль ты уже вернулся к своему истинному состоянию…

А мы все еще люди!.. все еще люди…

Но скоро! но скоро мы встретимся там Китаец.

И ты скажешь мне Китаец.

И там в роще чинар белоствольных хладных хладной мудрецов хладных у ручьев родников нешумящих…

И там стоят в тихой недвижной реке недвижные тихие чинары и стоят в реке сиреневой сапфирной мудрецы и внимают под чинарами…

А сказано: Река течет только для глупцов, для мудрецов — она стоит…

А сказано: В назначенный срок высыхают и деревья растущие в реке чинары чинары чинары среди волн уж не поящих высыхают усыхают.

Но те те те чинары не кудрявые! но те волны не барашковые! не курчавые! не каракулевые!..

Но те воды стоят стоялые уснулые и в них форели стоят уснулые.

И стоят стада рыб спящих в волнах спящих.

…Ай Господи мой путь мой путь туда ли?..

Иль не под тайные лесистые скалистые фан-ягнобские лесные водопады где восходит искрометная форель изнемогая изникая извергая?

Иль путь мой не в этих живых летящих оленьих водопоях водопадах алмазных живопылящих водяных снежнопенных?..

Но Господи… Но что я?.. Но ведь Ты назначаешь…

…Поэт. Пророк! Тимур-Тимофей куда ты?

И вот я ухожу в дремучие дремные вешние волны волны волны Кафирнихана.

И вот я ухожу Господь мой в сорок своих полных летних напоенных лет!

И вот я ухожу Господь мой ибо люблю людей и не могу боле глядеть как страдают они на земле твоей о Господь мой… да!.. ухожу!..

…И вот глядите — только что брел и пел по горам вешним ручьям родникам живой спелый ярый человек а стал усопшим а стал утопленником и вот тело его слепое последнее немое покорное распухшее неумелое уходит тонет страждет в волнах навек исходит захлебывается…

…И тут по горной дороге вешней травяной у кишлака Гарм-чашма-Хорангон пастух-локаец с китайскими древними дремными бездонными глазами вел влек стадо овец да баранов.

И все стада шли в горы к лугам к травам на вольные джайлоо пастбища а это стадо шло в город Джимма-Курган, где поэт Тимур-Тимофей жил.

И одно стадо шло понуро опущенно вяло в город.

И Тимур-Тимофей поглядел на баранов и овец, которые брели с печальными глазами слезными низкими уже земляными уже червивыми.

И поглядел на пастуха-локайца, который жевал бухарский табак-нас и глядел безучастно, а бараны чуяли чуяли чуяли и хоть полны были семян вешних необъятных но не метали в овец но не вставали над овцами а глядели холодными последними глазами.

И глядели человечьими очами.

И знали!..

И Тимур-Тимофей сказал локайцу:

— Куда ведешь стадо?

И локаец сказал засыпая:

— На бойню… На шашлык сладкий!..

Гляди — волкодавы-охранники с обрубленными ушами да хвостами скалятся!

Гляди — они последнему отсталому хиссарскому барану напоследок заживо несметный курдюк глухой лижут рвут обрывают опустошают хлебают!.. Знают!.. Ха-ха-ха!..

Нас-табак маковый дурной бредовый бедовый сладкий я ем — я пьяный я засыпаю!

И стадо уходит.

И уходит локаец с китайскими дочеловечьими добожьими глазами.

И уходят волкодавы живой курдюк лакающие и баран покорно сонно позволяет ибо знает знает знает…

А поэт а Тимур-Тимофей глядит вослед стаду и потом падает на дорогу травяную на ручей мелкий зыбкий песчаный роящийся родной падает голыми коленами и молится кричит тщится один средь гор средь ручьев слепых один средь вешнего зеленого мирозданья.

И кричит:

— О Господь мой!.. И куда куда бредет грядет это стадо?.. Эти печальные бараны?..

О Боже! а мы живем дышим надеемся убиваем порождаем а мы человеки ликуем любим падаем, а там бойня, а там обрубок! пропасть! обрыв! тьма мгла мга, безвозвратная безысходная необъятная!..

И мы знаем!..

И мы бараны печальные?

И мы волкодавы алчущие алкающие?

А ты Господь пастух локаец спящий с табаком-насом сладким уморяющим?

И мы знаем! знаем! знаем! и один исход!..

И никто не избежит! никто! хоть бы один остался из человеков на дороге, но все все все уходят в последнем стаде!..

И всех ждет кара. И никто не останется…

Господи зачем всех караешь?.. не оставляешь?..

…Поэт!.. Там где уходит Бог, там хозяйка — Смерть…

…Да Господь мой, но я ухожу от Тебя в волны последние в волны нежные пенные в текучие в бегучие водяные саваны мусульманские…

И ухожу от Тебя Господь мой к Смерти-хозяйке вод поддонных, ибо Ты повелитель пастырь живых, а она Пастух усопших…