Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта

И её шепот: “Я съела тогда черешню… Змея укусила меня в самое сердце!..”

Через много лет я все понял…

…Когда я работал в памирском ботаническом саду, в своей лаборатории радиобиологии, я несколько раз приезжал в фан-ягнобское ущелье к таинственной, нагой горе Кондара, где растет гигантская, циклопическая Черешня и где живут последние в мире Коралловые Эфы, которых уже давно записали во всемирную “Красную Книгу” вымерших растений и животных…

И тут я подолгу, издалека, в бинокль следил за Черешней и Эфами…

И я многое понял… выследил… узнал…

Да?..

И вот я еду по осенней Руси мимо убитых деревень, мимо застывших русских дев и жен, которые от нищеты и одиночества вышли на дорогу смертного греха, и думаю о том, как помочь народу моему избавиться от бесов, как спасти этих последних избяных старух и этих несчастных жен блуда?..

Как их спасти?.. И тут вдруг я понял, что я должен делать…

О Боже!.. Мне сразу стало легче на душе…

…Я вернулся в свой дом в поселке Трудовая…

Потом я поехал в Москву и купил новый японский чемодан с шифром и кожаный костюм для мотоциклистов…

…И полетел в Таджикистан этой же осенью…

…Я много лет не был на родине, в родном Душанбе.

Я боялся ехать в страну воспоминаний…

Я боялся ехать на живое кладбище…

Многие друзья и возлюбленные мои погибли в гражданской войне, многие уехали, многие спились, сошли с ума, надломились до неузнаваемости, разрушились, поникли до собаки бездомной…

…Когда в Нью-Йорке, где я часто гостил у своего школьного друга, впоследствии гениального, всемирно известного математика Боруха Мойшезона, с которым мы еще в сталинские глухие времена жалкими, запуганными, голодными школьниками уже прозрели и потешались над человеконенавистническими, кровожадными трудами дедушки Ленина, за что нас легко бы расстреляли, как наших отцов, — когда в Нью-Йорке умер мой возлюбленный Борух — я больше не мог ехать туда…

Когда в блаженном Будапеште, где я часто жил, витал, умерла моя подруга, безвинная, необозримо душевная, неистово стройноногая Ирина Сабоди, — я уже не мог ехать в Будапешт, где умерла она…

Я не мог ехать туда, где кладбище уже заживо обступало, влекло меня…

А таких градов и селений все больше для меня становилось на земле…

Уже кладбища разрастались, окружали, душили, манили меня к моим усопшим родным друзьям…

Зов кладбищ был всё жарче и ярче…

…И я все чаще сидел, томился в доме своем и вспоминал слова китайского мудреца: “Самые великие путешествия я совершал, не выходя из дома…”

И еще: “Надо жить так, чтобы слушать пенье петуха у соседа, но никогда не ходить друг к другу в гости”…

Да!..

Может быть, все великие войны возникали от тоски одиночества, оттого, что кто-то хотел пойти к другому в гости?..

А другой не захотел его принять?.. И тогда оба от тоски взялись за оружие, чтобы встретиться хотя бы в битве, хотя бы в смерти?..

О Боже!.. Где нет Любви, там есть Война и Смерть…

И в Душанбе много было усопших и убитых моих…

И я прямо из аэропорта с жестким пластиковым чемоданом своим поехал в далекое фан-ягнобское ущелье, в горы, минуя родной город, что тоже стал, как живое кладбище мое…

Город, где убили мать мою… И отца моего… И многих близких и неблизких моих…

Город, который стал для меня кладбищем… и я убоялся его и обошёл его…

…В природе мало что меняется, за что мы, наверное, и любим недвижную, несметную природу, и я радостно плакал, когда узнавал родные горы, и камни, и реки, и деревья…

В молодости мы стремимся к друзьям, к женам…

В старости — к камням, рекам, травам, деревам, к земле… Мы вышли из земли, мы сами — кочующая земля, и просимся в землю, как семя весной…

И эту истину я горько постигал…

Ах, мои родные горы!..

Деревья стояли свежезеленые, хотя поздняя осень медово текла по горам, рождая, обнажая золотые плоды медвяные, обвялые на пыльных деревах…

Осенью солнца мало в горах, и листья не успевают пожелтеть, сомлеть — и вот ты подходишь к изумруднолепечущей по-весеннему чинаре, и трогаешь ее ветви, и она благодарно осыпается, потому что листья уже квелые, осенние, уснувшие…

И ты стоишь под хладными, сыплющимися листьями свежеизумрудными!..

О Боже!..

Хорошо бы такую вечнозеленую старость изумрудную!..

Да!..

И!..

Ночь!.. Звезды ворожат… родные звёзды, которые помнят моё детство… которые так близко припадают к горам, что слышно, как лают звёздные хрустальные собаки…