Тимур Зульфикаров - 33 новеллы о любви

И на Руси никогда не было слышно гласа мудреца, а лишь глас юрода да палача…

И на Руси мудрец дышал, учил в обличье юрода… да!..

И был храм Василия Блаженного, а где храм Сергия Радонежского, а где храм Протопопа Аввакума мудреца?.. а?..

…Тимофей сними рубаху свою иноземную…

Нощь — избавленье от одежд денных…

Смерть — избавленье от пут сетей мрежей земных!..

Омой свою царь-пушку и ядра сытые яростные к ней в русской крутой январской рождественьской алмаз-воде струе!

И приходи к губам к соскам гераневым к грудям к куполам моим к лядвеям снежным жемчужным перламутровым моим и приходи к живым покатым холмам телесам гладным мраморам моим!..

И полетаешь в них слаще чем в холмах земных!..

Тогда Тимофей снял с себя рубаху и нагой вышел из избы в ночь…

Ибо он был странник и не боялся хлада нагой земли…

А ночь звездиста а холмы свеженаметанными гладкими крупичатыми снегами ходят ворожат чудят чудят а холмы постели облитые лунными жемчугами стоят молят чудят ворожат!

Ай Русь Рождества сладка чиста Ты в своих постелях колыбелях зыбках снежных холмах!..

Да!.. Айда!.. Русь весела! хмельна! пьяна!.. тогда Она вольн’а!

И тут хмельной раздольный Тимофей увидел водопроводную колонку близ избы и струя воды тихая шла струилась из железной покрытой ледовым пушистым смертным инеем косматым дремучим ивнем трубы, чтобы не замерзла небегучая стоячая вода….

И сизые наледи скользкие были окрест колонки и Тимофей нагой разгульный поставил фаллос ствол свой кочевой лихой под мелкую огненную струю и ему на миг почудилось что струя пробила промыла насквозь острием ледовым ножевым своим его плоть, но тут фаллос восстал неслыханно возметнулся столбом бычьим рогом от ледовой купели струи и тогда Тимофей радостно побежал вспять в избу…

Айда гулять!..

И тогда Тимофей хохоча и визжа от хлада хмельной веселый вбежал в утлую избу неся бережно и весело впереди себя огненный свой необоримый неистовый кол ствол…

И тут изба показалась ему малой мелкой и показалось ему что фаллос его сейчас уткнется упрётся как рог быка в противную срубную стену и проломит просквозит пройдет сквозь неё как нож срезень чрез крупитчатый снег…

Тогда вдова открыла жаркий жадный колосистый лучистый сноп-глаз и отвела откинула подушку с тела безумного терпкого холмистого своего с двубашенной многовратной крепости лакомой прелести своей и зашептала:

— Бей меня! Коли колосом своим! Дави! Грызи! Насквозь! Навека! Насмерть! Отнеси меня на фаллосе бревне шесте дрыне андроне колу своем с постели в гроб! О! Упокой меня на фаллосе столбе роге бычьем кровяном своем! О!..

И Тимофей на вдову Феклу-Кутью яро огненно извилисто возлег.

О! Ой?..

Но тут от тепла что ль избяного дремного томного? Иль оттого, что не успел Тимофей полюбить разглядеть Феклу — но враз как сосулька весной шумно обрушился обвалился обломился сник его ствол… И не возмог!.. О!..

Тогда Тимофей вновь яро спешно сметливо выбежал из избы и поставил ствол охочий охотничий под ледовую лепетливую струю и вновь фаллос кол колос его яро восстал и он в избу торопко терпко душно вбежал но тут вновь фаллос его опал увял…

— Фекла, пойдем к водопроводу и содеем затеем там, а?.. Но она гневно ленно блудно смолчала…

Тогда в третий раз Тимофей-Измигул к колонке подбежал, но тут на сизых наледях поскользнулся поехал он и нежданно негаданно пьяно криво сел верхом промежностью всей на колонку, как на коня, и фаллосом неистовым и хрупкими нижними курчавыми потаенными власами и орехами заветными ядрами яйцами к ледовой трубе насмерть припал пристал прикипел примерз прилип…

Приковало привязало примотало его насмерть….

Пригорюнился он насмерть… Не может двинуться сойти…

Хочет оторваться — кожа кровавая власатая ломкая рвется губительно жжет точит. Не дает оторваться…

Не может оторваться Тимофей-Измигул…

Нагой на колонке ледовой стоит верхом колышется сидит…

…О русские лихие повольники мужи! Где вы?..

И вы скакали верхом на гулевых овсяных боевых конях а теперь бражные нагие стынете верхом на ледовых колонках! Ах!..

А потом вздохнув Тимофей всадник ледовый непутевый улыбчиво окрест глядит глядит глядит…

А окрест!..

А окрест чудят ворожат рассыпаются чуть пылят чуть чадят чуть горят палят чародейные лунные жемчужные рождественские холомы холмы холмы холмы…

Ах, полетать повитать бы снова в них!..

А под луной дальные и ближние деревни очарованны ясны ясны ясны и далеко неоглядно видны…