Ирвин Шоу - Голоса летнего дня

— Постараюсь, чтоб это не выплыло наружу, — сказал наконец Бенджамин.

— Всегда рано или поздно выплывает, — заметил Вудхем. — И тебе это прекрасно известно.

— Да, наверное.

Они заказали еще по коктейлю.

— Она мой единственный ребенок, — сказал Вудхем. — Привыкла, что я ее обожаю и лелею.

— И я ее обожаю, полковник. Более чем…

Вудхем кивнул.

— Да, вроде бы так все и выглядит, — пробормотал он. — Если смотреть со стороны. — Он наблюдал за тем, как бармен убрал пустой бокал и поставил перед ним новый.

— Позвольте задать вам вопрос, полковник, — сказал Бенджамин. — Сколько лет вы уже женаты?

Вудхем подозрительно покосился на него:

— Двадцать девять лет. А что?

— И за все эти годы вы ни разу не изменяли жене?

Вудхем вздохнул.

— Один ноль в твою пользу, — нехотя выдавил он и отпил из бокала большой глоток.

— Позвольте задать еще один вопрос, полковник, — сказал Бенджамин.

— Черт подери! — возмутился Вудхем. — Это я пришел сюда задавать тебе вопросы!

— Пегги жила с вами все то время, что я был в Европе, — начал Бенджамин. — Вы видели ее каждый день. Как вы считаете, она мне изменяла или нет?

Теперь Вудхем смотрел на него уже не просто как полковник. Перед Бенджамином сидел командир дивизии.

— Что это она тебе наплела?

— Ничего, — ответил Бенджамин. — Я ее никогда об этом не спрашивал.

— Тогда на что ты намекаешь, черт побери?

— Да на то, что все это в конечном счете не так уж и важно, — ответил Бенджамин. — Я не хочу утверждать, что нет на свете браков, где муж и жена были бы верны друг другу всю свою жизнь, до гробовой доски. Я о таких читал, видел в кино… Знаю, что на каждой воскресной службе бывают сотни и тысячи подобных людей. Теоретически. Но не так уж много видел их в жизни, в наши дни. Да и вы тоже.

— Я врач, — сказал Вудхем. — Я видел много такого, чего другим и не снилось.

Бенджамин проигнорировал последнее замечание тестя.

— Как-то раз вы спросили меня, — что я хочу доказать, — продолжил Бенджамин. — Я ничего не хочу доказывать. Кроме того, впрочем, что я… живой человек. Что восприимчив к красоте. И сделан вовсе не из цельного куска камня или железа. Что я испытываю временами голод и сам не всегда понимаю, чем и как его можно утолить.

— И это в твоем-то возрасте! — заметил Вудхем. В самом тоне его подразумевался упрек.

— Да, в моем возрасте! — кивнул Бенджамин. — И если Пегги ждет от вас ответа, можете передать, что я буду любить ее всю свою жизнь. И если она в ответ скажет, что хочет развестись со мной только потому, что время от времени у меня бывают другие, пусть хоть завтра отправляется в Рино. [21] Рино — город на западе штата Невада, известен как место, где очень быстро можно оформить брак и развод.

— О’кей, — кивнул Вудхем. — Отчет будет отправлен по соответствующим каналам связи. — Он покачал головой. — Черт, по крайней мере вы бы могли попробовать начать все сначала в Сан-Франциско…

Сытый и довольный ленчем, а также бутылкой выпитого за ним вина, Бенджамин вслед за Ли поднимался по ступенькам недавно реконструированного дома из красного кирпича. Шел и видел перед собой ее узкую прямую спину, сверкающие волосы, слегка покачивающиеся бедра, обтянутые зеленым льняным платьем, длинные, изумительно стройные ноги. В подъезде стоял полумрак; они нарочно поднимались неспешно и благопристойно, предвкушая, что скоро весь этот декор, все эти приличия разлетятся в прах.

Они встречались и занимались любовью по два-три раза в неделю. И Ли продолжала доставлять ему то же изысканное наслаждение, что он испытывал в самом начале их романа, в Париже. Однако позже, когда он мысленно прокручивал в голове все сцены с ее участием — перед тем как уснуть дома или в метро, сидя с закрытыми глазами, чтобы не видеть печальных лиц других пассажиров, — самым возбуждающим, самым изысканным и волнующим казался ему тот момент, когда он молча поднимался по лестнице следом за этой восхитительно высокой женщиной, глядя на ее элегантно обутые длинные ноги и округлые бедра. Поднимался в предвкушении и уже как бы обладая ею, пока она доставала ключи и готовилась отпереть дверь квартиры.

Они лежали рядом в полутемной комнате. Шторы были задернуты, за окном барабанил дождь. Но из-за туч уже показалось солнце, его бледные лучи проникали в щель между шторами. Рядом, на тумбочке, тихо тикал будильник. Было почти пять. Собственное тело казалось Бенджамину невесомым, воздушным, смазанным некими волшебными маслами, торжествующим. Он знал, что скоро встанет, оденется и будет благопристойно спускаться вниз по лестнице. Благопристойно появится на коктейле у Роузов, тая и лелея в душе воспоминания о дневных безумствах, ключом к которым служил номер телефона, затверженный наизусть. В комнате было тепло, и они лежали обнаженными, отбросив простыни и одеяла. Кожа Ли, казалось, светилась в этом отфильтрованном дождем и шторами бледном солнце. «Ну, еще пять минут…»