Кивнув, ты вновь набираешь высоту.
«Какова конечная цель протестующих? Где закулисные дирижеры, возбуждающие народ, и кто они? Где их обучили так грамотно и ловко руководить людьми? Но самое главное: чего они в конце концов добиваются? Ведь нельзя же до бесконечности держать народ на улицах…»
Полицейских и военных нигде не видно. Таково решение Генерального штаба шахиншахской армии, поддержанное тобой: временно уйти с пути протестующих.
Ты берешь курс на дворец.
«Чудесное решение! Что может быть лучше для народа? Люди и в демонстрации поучаствуют, и проблем никаких. Наверное, еще и в гости успеют: закусят в дружеском кругу и обсудят увиденное…»
На совещаниях высказывания сановников больше похожи на бред. Такое громадное движение не подавить. Начнешь расстреливать — это как в себя стрелять. Да ведь и безоружен народ, а значит, нет предлога, чтобы с ним воевать. В такой тупик за все годы правления ты еще никогда не попадал.
Ты почти вбегаешь в дворцовый вестибюль, и шахиня пугается твоего бескровного лица. Приказываешь срочно собрать высшее военное командование. В ушах твоих все еще стоит шум протестов. Увидев с воздуха такое количество народа, ты стал другим человеком.
…Все такой же бледный, ты входишь в залу, где собрались военачальники, и суммируешь свой ужас одной фразой:
— Такие массы могут сделать, что захотят…
Заседание проходит безрезультатно. Нужно действовать. Время утекает сквозь пальцы. Лучше всего — поговорить с народом напрямую. Наверняка есть возможность исправить ошибки. Неужели тебя не услышат? Нужно поговорить с людьми громким и ясным голосом: ты объявишь, какие именно личности все эти годы крали национальные богатства; ты назовешь предателей, которые довели дело до того, что цены на жилье взлетели выше крыши. Ты громко объявишь, кто именно спекулировал луком — да так, чтобы у народа слезы потекли.
Ты потрясен настолько, что предоставил другим решать, что именно ты скажешь. Есть же кто-то на национальном телевидении, знающий, какие проблемы следует затронуть в обращении к народу. И вот ты сидишь перед телекамерой и читаешь текст покаянной речи, написанной для тебя…
После этой ненужной речи ты назначаешь премьером военного, чтобы он обеспечил в стране порядок на время радикальных конституционных реформ — однако порядка нет как нет. Твоя мать, Тадж ол-Молук, и многие члены шахской семьи уехали из страны. Ты отдаешь приказ начать расследование дел растратчиков и расхитителей. Выпускаешь из тюрем большое количество политзаключенных, которые тут же присоединяются к протестующим на улицах. Бывшего премьера с трубкой и орхидеей в петлице и бывшего главу САВАК — Тупого Великана, — а также группу других сановников ты арестовываешь, чтобы народ понял, от кого именно он терпел все эти годы столько бедствий; чтобы еще раз доказать, что не ты — источник несчастий.
Ты подолгу сидишь в своем мрачном, с притушенными огнями кабинете и с тоской думаешь об упущенных возможностях. Иного выхода нет, кроме как просить о помощи кого-то из тех, кого раньше ты сам изгонял из высших сфер. Но многие из них уже умерли, а другие — ты сознаешь это — приравнивают к мертвецам тебя.
«Ах, мой венценосный отец! В те дни даже хромая собака была в большем почете, чем шах! Можно подумать, что я за тридцать семь лет правления не сделал ничего достойного не то что похвалы, а даже упоминания!»
Однажды ранним вечером мы все сидели на крыльце и ели арбуз, как вдруг бабушка Шахрбану воскликнула:
— Вестница… Вестница!
«Вестницами» в наших краях называют бабочек… А на следующее утро домой вернулся отец, неожиданно для всех. Лицо его было совсем незнакомым, и вообще он очень изменился в тюрьме. Когда бабушка Шахрбану увидела его кривые, изуродованные пальцы, она как-то вся застыла, словно бабочка зимой; и уже, в общем-то, не поднялась.
…Бабушку Шахрбану, как засохшую бабочку, мы помещаем в кладбищенскую коллекцию и возвращаемся с похорон домой. Такое ощущение, словно в могилу мы опустили всю доброту мира. Кто теперь будет чистить гранаты, отделяя зерна от перегородок? Кто будет выговаривать джиннам в крытом водохранилище, чтобы они не вмешивались в наши дела? Кто остановит отца, в ярости готового наказать нас, детей? Кто будет выжимать виноградный сок и заливать его в банки на хранение?..
Отец вновь принимается за строительство и торговлю стройматериалами; с такими пальцами работать трудно, а дело его в тайной полиции все распухает…
Читать дальше