Дмитрий Пригов - Только моя Япония (непридуманное)

Небось сейчас вот муж молодой единственной дочери генерал-губернатора встают. Да, точно, встают. Потягиваются — аж слышно, как беленькие тоненькие косточки хрустают. На веранду выходют, жмурятся. Понятно, солнышко-то для их изнеженных северных столичных глазок ярковато, ярковато. Ой, какое яркое! Меня-то грубого и привычного обжигает, а их-то уж, батюшки, как болезненно тревожит, не приведи Господи! В сад выходют и бредут по любимым дорожкам, слушая крики заморских павлинов — экая, право, причуда! Бестолковая и бессмысленная птица. И в хозяйстве бесполезная. Сейчас вот закричит. Вот-вот, противно так вскрикнула. А вот уже молодой муж доходят до забора, где и я стою, но только они с обратной внутренней тенистой стороны… — да ладно. Что уж душу-то травить. Пойду-ка я лучше сам по себе. — После же Великой Китайской народно-демократической революции все империалистические концессии были, понятно, ликвидированы, а концессионные работники разъехались кто куда. Так вот у меня в Японии и оказались родственники. Я навещал в Токио дочку Ямомото Наташу, более для нее и всех ее японских родственников привычно зовущуюся именем Казука, и ее приветливого, изысканного в манерах и с чистым английским произношением мужа-физика Мачи. Наташа прилично для человека, почти не встречающего русских, говорит по-нашему и имеет естественное пристрастие, прямо-таки страсть к русской кухне, переданную ей матерью, естественно тосковавшей по всему русскому в семье милого и мягкого Масуды-сана. Вся ее тоска и душевная неустроенность нашла выход в изысках и вариациях на русско-кулинарные темы. Видимо, при виде меня это же чувство нахлынуло и на Наташу, потому что сразу же по моему возвращению из Токио на Хоккайдо почти через день к моей двери стал подъезжать огромный грузовик специальной доставки и выгружать солидные ящики с русской едой, изготовленной Наташей-Казуко и регулярно присылаемой мне. Там были щи, «пирожки с мясой», «пирожки с капустом», «пирожки с орехой», «голубтси», «пелмен с мясой», «пелмен и овощ», «гуляж», «баклажановая икра». На каждой аккуратной упаковочке по-русски коряво было точно написано название содержимого. Я чуть не плакал от умиления и собственной ответной подлости, выражавшейся в редких и недостаточных звонках в Токио со скудными словами благодарности. Да что с собой поделаешь? Вот такой я мерзавец!

Продуктов было столь много, что я не успевал с ними справляться и угощал всех соседей, за что возымел необыкновенную популярность в округе. Мне по-чему-то было неудобно излагать истинное положение дел, и я что-то плел насчет мой жены, временно находящейся в Токио и беспокоящейся о моем здоровье: Вот, шлет эти гаргантюанские посылки. —

Это хорошо, — констатировали соседи.

Я, виновато улыбаясь, разводил руками и повторял: Вот, присылает. —

Это очень хорошо, — повторяли они.

Затем отведывали русских яств, глубоко вдыхали воздух и произносили низкое хриплое: Охххх! — удивляясь преданности и неутомимости русских жен.

Да, еще исконным достоянием и порождением Японии является синтоизм. Впрочем, это тип религиозной практики и почитания настолько терпим ко всему чужому и чужеродному, я бы даже сказал, настолько бескостен, что спокойно отводит в своих храмах местечко для алтаря того же Будды и мирится с любым другим богопочитанием. Выражается же он ныне и заключается, преимущественно и даже исключительно и единственно, в бытовых ритуальных обрядах, типа освящения новых фирм, когда их правление и номенклатурные работники в строгих костюмах сидят в храме рядком на низенькой длинной скамеечке, как ребятишки в детском саду, рядком встают, что-то дружно принимают в руки и дружно отдают назад, дружно раскланиваются и уходят на роскошный банкет. Освящают и машины. Нас, православных, этим, естественно, не удивишь. У нас самих такого дополна. Помните анекдот? Нет? Напомню. Сообщение в газете:

Сегодня патриарх освятил новопостроенную синагогу! —

Не смешно? Тогда ладно. Я в свое время смеялся. Впрочем, те же фирмачи, да и все остальные японцы свадьбу совершают по-католическому обряду (слишком уж красивые подвенечные платья и церковное пение — как такое минуешь?). А похороны производят по-буддистски с упомянутым уже легким и мелодичным постукиванием маленьких молоточков по сухоньким и ломким косточкам бывших родственников и друзей. Хотя почему бывших? Родственники, они — навсегда родственники! Они и в небесах — родственники! Они родственники и с разбитыми костями, сожженным мясом, вывороченными суставами и внутренностями, исчезнувшие и непоявившиеся, утонувшие и заваленные в горах безумной снежной лавиной, забытые и пропавшие — они всегда родственники! Они всегда встретят нас на всевозможных небесах! Они даже, по множественным поверьям многих религий, не узнавая нас там, на небесах или под землей, не встречая нас более нигде, находясь совсем в других мирах и кругах духовной и нравственной продвинутости, все равно — всегда и всегда наши родственники онтологически!